Берем, берем. Только знайте, ребята, я вас в свою роту возьму, я вас вышколю. Я своему гренадеру из воров палкой затылок пробил под Цорндорфом. А теперь он произведен в капралы. Берем, берем воров... - Запыхтев, капрал выписал квитанцию и подал им.
- А деньги? - в один голос спросили воры.
- Деньги в казарме, ребята.
- Да мы со вчерашнего вечера не жравши. Дайте хоть по два талера на брата.
- Без разговоров! - топнул капрал, и его узенькие глазки сердито расширились.
- Нам воровать, что ли, идти опять? Мы не хотим быть ворами. Мы, может быть, почестнее вас теперь. Дайте талер.
- Не дам, нахальные ваши морды!
- Чтоб вас черт побрал с войной вместе! - Они скомкали квитанции и швырнули их в голову остолбеневшего капрала. Тот выскочил из-за стола, сгреб двух воров за шиворот и поволок их к двери. Воры крутились, орали, старались вырваться. Капрал с силой вышвырнул их на улицу. Воры, захохотав, побежали вчетвером вдоль переулка.
Капрал, отдуваясь и пыхтя, устало опустился на скрипучую скамейку.
Стал доставать платок, чтоб отереться, и вдруг во всю мочь завопил:
- Кошелек!.. Кошелек из кармана!.. Ай, ай, и серебряная табакерка! - весь дрожа, капрал вскочил, губы его кривились, глаза моргали. - Лови, держи! - бестолково метался он, совал в стол квитанционную книгу, гнал всех вон:
- Идите, друзья... Контора закрыта... О, мой бог!
- Вы арестованы, - по-немецки кто-то произнес сзади него крепким голосом.
Он обернулся, попятился от русского офицера, подобрал тугой живот, сделал руки по швам, сказал растерянно:
- За что? Кто имеет право меня арестовать? Я управляющий имением графа Кауфмана. Я частным образом набираю здесь батраков для полевых работ на землях его сиятельства...
- Врете! Я знаю, кто вы и куда набираете людей. На территории, принадлежащей российской короне, вы не имели права заниматься вербовкой солдат в армию нашего врага. Вы арестованы.
Пугачев с казаками уже стоял возле двери в сарай.
- Взять капрала и отвести в замок! - приказал Пугачеву офицер.
***
Пугачев любил бывать на пристани. Устье Прегеля кишело парусниками, суденышками, быстрыми челнами. У причалов стояли рыболовные шхуны, боты и оснащенные расписными парусами большие корабли. Шла нагрузка и выгрузка морских "посудин". Сотни грузчиков катали по крепким сходням дубовые бочки с рыбой, олифой, солониной. Бородатые боцманы-голландцы с румянцем во всю щеку дудели в свистульки, крикливо ругались, а иным часом прохаживались кнутом по спинам зазевавшихся грузчиков. Было шумно, терпко пахло смолой, рыбой, сыростью, бурым дымом над кострами.
А вот два русских корабля. Они доставили из матушки России горы овса и муки в мешках, военную амуницию в хорошо слаженных ящиках, бочки с порохом, ядра, пушки, мортиры.
Зазвучала русская надсадная "дубинушка", и тяжелые медные орудия, поставленные на лафеты и подхваченные веревочными лямками, полезли через борт на бревенчатые сходни, а по сходням тихонько поползли в обширный, из дикого камня цейхгауз.
Пугачев, увлеченный работой, сбежал вниз, поздоровался с солдатами, таскавшими под навес мешки, сказал:
- А ну, земляки, дай и мне поиграть, - он сбросил чекмень, поплевал в пригоршни и с азартом принялся за дело. Штабель мешков уже стал ростом выше головы. Пугачев со спины подошедшего к нему грузчика схватывал за уши тяжелый мешок с овсом и легко, словно пуховую подушку, швырял его на верх штабеля.
Пугачев со спины подошедшего к нему грузчика схватывал за уши тяжелый мешок с овсом и легко, словно пуховую подушку, швырял его на верх штабеля. Солдаты дивились его силе:
- Смотри, казак, пуп сорвешь, нутряная жила хряпнет...
Но казак благополучно проработал допоздна. За труды получил серебряный гривенник и чарку водки.
Работа разожгла в нем кровь, чарочка развеселила сердце. Эх, поплясать бы!.. Да с кем? И который уже раз ему снова вспомнился вольный Дон, просторные степи, покрытые зеленым большетравьем, голосистые девки с молодицами, чубастые казаки, песни, плясы, занятные сказы сивобородых дедов тихой ночью где-нибудь у костра, на берегу. И вспомнилась его любимая бабенушка, родная Софья Митревна. Какова-то она там, в станице Зимовейской?
Он вскочил в свой челн, встал дубом и, отталкиваясь длинной жердью, забуровил вверх по Прегелю. И погрезилась ему, словно живая, Сонюшка. Вот она улыбнулась ему и что-то молвила. Он кивнул ей и запел:
Разнесчастная бабенушка
Под оконушком сидит...
5
Пугачев вскоре был из Кенигсберга отправлен вместе со своим отрядом в действующую армию.
Однажды в конце лета, во время роздыха, Пугачев взял десяток молодых донцов и направился с ними "пошукать" кормов для лошадей. Придвигался вечер. Донцы решили остановиться на ночевку.
- Чья часть? - спросил Пугачев, подъезжая к костру.
- Команда Суворова, - с чувством гордости отвечали сидевшие вокруг костра солдаты Тверского драгунского полка.
Это имя уже и тогда входило между солдатами в славу. Много доброго слыхал о Суворове и Пугачев.
- Слых есть - в жарких делах вы были, под Кунерсдорфом, - чтоб польстить солдатам, сказал обросший темной бородкой Пугачев и слез с коня.
- О-о-о, как в полыме! Под Суворовым лошадь была расстреляна, а другая ранена! - враз воскликнули солдаты и содвинулись, чтоб дать казаку место сесть. - А теперича нам целую неделю отдых пожалован. Гуляй - не хочу. На боку лежим, вошь бьем да огнем жарим у костров.
Тут все солдатские головы повернулись влево, солдаты зашептали:
"Суворов, Суворов..."
Пугачев тоже глянул влево и сквозь сумрак видит: бежит чрез поле сухощавый, в белой рубахе, вправленной в темные штаны, невысокого роста человек с черным на шее галстуком, волочит по луговине за рукав мундир, под пазухой - сверток. А за человеком катится копной жирный повар грек в белом фартуке и белом колпаке.
- Ваше скородие, - пуча глаза и задыхаясь, взывает повар. - Что повелите приготовить на ужин? Есть молодые индюшки, есть барашек...
- Кашу, кашу, кашу, - отмахивается, отлягивается на бегу Суворов. - Сам индюков ешь... Помилуй бог!.. Кашу, кашу. Я не приду, я - туда... - и, покрикивая:
- Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре! - он припустился к палатке на пригорке, где тоже горел костер.
- К старикам-барабанщикам наш Лександр Василич поспешает. Во чудодей!
- и солдаты с ласковостью засмеялись.
- Ужо и я, - сказал любопытный Пугачев. - Прогонит, так прогонит.
Господи, благослови, - он оправил кафтан, покрепче надвинул на ухо шапку и шустро пошагал вслед за Суворовым.
- Здорово, молодцы-барабанщики! - крикнул, подбежав, Суворов. Шестеро барабанщиков вскочили, гаркнули приветствие. - Вольно! Садись, молодцы, - он бросил возле куста потрепанный мундир и сел на него по-турецки.