Молвив это, он протянул руку наместнику.
Однако самоуверенный молодой человек даже не пошевелился и своей протягивать не спешил. Зато сказал:
- Нелишне бы сперва узнать, со шляхтичем ли имею честь, ибо хоть и не сомневаюсь в этом, но анонимные благодарности полагаю неуместными.
- Вижу я в тебе, сударь, истинно рыцарские манеры, и полагаешь ты справедливо. Речи мои, да и благодарность тоже, следовало мне предварить
именем своим. Что ж! Перед тобою Зиновий Абданк, герба Абданк с малым крестом, шляхтич Киевского воеводства, оседлый и полковник казацкой
хоругви князя Доминика Заславского тож.
- Ян Скшетуский, наместник панцирной хоругви светлейшего князя Иеремии Вишневецкого.
- Под славным началом, сударь, служишь. Прими же теперь благодарность мою и руку.
Наместник более не колебался. Панцирное товарищество хоть и глядело свысока на жолнеров других хоругвей, но сейчас пан Скшетуский находился
в степи, в Диком Поле, где таким околичностям придавалось куда меньше значения. К тому же он имел дело с полковником, в чем тотчас же воочию
убедился, потому что солдаты, возвращая Абданку пояс и саблю, мешавшие им приводить незнакомца в чувство, подали ему и короткую булаву с
костяной рукояткой и яблоком из скользкого рога - обычную регалию казацких полковников. Да и платье на его милости Зиновии Абданке было богато,
а умелый разговор обнаруживал живость ума и знание светского обхождения.
Так что пан Скшетуский пригласил его отужинать, поскольку от костра, дразня обоняние и аппетит, потянулся уже запах жареного. Солдат извлек
мясо из огня и подал на оловянном блюде. Стали есть, а когда принесен был изрядный мех молдаванского вина, сшитый из козловой шкуры, завязалась
и нескучная беседа.
- За наше скорое и благополучное возвращение! - возгласил пан Скшетуский.
- Ты сударь, возвращаешься? Откуда же, позволь поинтересоваться? - спросил Абданк.
- Издалече. Из самого Крыма.
- Что же ты там делать изволил? Выкуп возил?
- Нет, сударь полковник. К самому хану ездил.
Абданк с любопытством насторожился.
- Однако же в приятной компании побывал! С чем же ты к хану ездил?
- С письмом светлейшего князя Иеремии.
- Так ты в послах был! О чем же его милость князь изволил писать хану?
Наместник быстро глянул на собеседника.
- Сударь полковник, - сказал он, - ты глядел в глаза татям, которые тебя заарканили, и это дело твое; но о чем князь писал хану, это дело
не твое и не мое, а их обоих.
- Я было удивился, - хитро заметил Абданк, - что его милость князь столь молодого человека послом к хану отправил, но, услыхав твой,
сударь, ответ, более не удивляюсь, ибо хоть и молод ты годами, но опытностью и разумом зрел.
Наместник невозмутимо выслушал лестное замечание, покрутил разве что молодой ус и спросил:
- А скажи-ка мне, ваша милость, что поделываешь ты возле Омельника и откуда тут взялся, да еще один?
- А я не один, я людей на дороге оставил, и еду я в Кудак к пану Гродзицкому, командующему тамошним гарнизоном, к каковому меня его милость
великий гетман послал с письмами.
- Отчего же ты не поплыл на байдаках?
- Таков был приказ, от коего отступать мне не подобает.
- Странно, и весьма, что его милость гетман так распорядился, ведь в степи-то ты и попал в столь неприятную передрягу; едучи же водою,
наверняка избежал бы ее.
- Степи, сударь мой, теперь спокойные, я их знаю хорошо, а приключившееся - это злоба человеческая и invidia <зависть (лат.).>.
_- Кому же ты так не по душе?
- Долго рассказывать. Видишь ли, сударь наместник, сосед подлый у меня; он и мое имение уничтожил, и вотчину оттягать хочет, и сына моего
побил. А теперь, как ты сам видел, и на мой живот покусился.
- Да ты, ваша милость, не при сабле разве?
Тяжелое лицо Абданка на мгновение вспыхнуло ненавистью, глаза хмуро загорелись, и он ответил медленно, неторопливо и четко:
- При сабле. И да оставит меня господь, если отныне я лучшей управы против врагов моих искать стану.
Наместник хотел было что-то сказать, но вдруг из степи донесся конский топот, вернее, торопливое жваканье копыт по размокшей траве.
Сразу и слуга наместника, выставленный караульным, прибежал сообщить, что на подходе какие-то люди.
- Это, наверно, мои, - сказал Абданк. - Я их сразу за Тясмином оставил и, никак не полагая засады, договорился ждать здесь.
Минуты не прошло - и толпа всадников окружила полукольцом взгорье. Костер вырвал из темноты головы коней, раздувавших ноздри и фыркавших от
усталости, а над ними - настороженные лица седоков. Прикрывая ладонями от слепившего яркого света глаза, они быстро оглядывали всех, кто был в
соседстве костра.
- Гей, люди! Кто вы? - спросил Абданк.
- Рабы божьи! - ответили голоса из темноты.
- Они! Мои молодцы! - подтвердил наместнику Абданк. - А ну-ка сюда!
Несколько всадников спешились и подошли к костру.
- А мы торопились, торопились, батьку. Що з тобою? <Разрядкой выделены встречающиеся у Сенкевича украинские слова и фразы. (Написание их
приведено в соответствие с нормами украинского языка.)>.
- В засаду попал. Хведько, иуда, знал место и поджидал тут со своими. Заранее выехал. Аркан на меня накинули!
- Спаси бог! Спаси бог! А что же за полячишки тут с тобою?
Говоря это, они недобро поглядывали на Скшетуского и его спутников.
- Это други честные, - сказал Абданк. - Слава богу, цел я и невредим. Сейчас дальше поедем.
- Слава богу! Мы готовы.
Подъехавшие стали греть над огнем руки, так как ночь стояла хоть и ясная, но холодная. Было их человек сорок, причем всё люди рослые и
хорошо вооруженные. Они совсем не походили на реестровых казаков, что весьма озадачило пана Скшетуского, особенно еще и потому, что подъехали
они в столь немалом количестве. Все это показалось наместнику очень подозрительным. Если бы великий гетман послал его милость Абданка в Кудак,
он бы, во-первых, придал ему конвой из реестровых, а во-вторых, зачем бы велел идти до Чигирина степью, а не водой? Ведь переправы через все
реки, текущие по Дикому Полю к Днепру, могли только затянуть поездку. Похоже было, что его милость Абданк Кудак-то как раз и хотел миновать.
Да и сама особа Абданка весьма озадачивала молодого наместника. Он сразу же обратил внимание, что казаки, со своими полковниками
обращавшиеся без лишних церемоний, этого окружали почтением необычайным, словно какого гетмана.