Один всадник воскликнул:
— Не вели казнить, ослепительная принцесса! Мы не успели этого варвара ни убрать с твоих царственных глаз, ни поставить в пыль, которую он
недостоин даже жрать, ибо это пыль нашего царственного и божественного города...
Занавески носилок колыхнулись. Появилась белая нежная и совсем детская рука. Следом выглянуло удивленное девичье личико, очень юное, но
красивое настолько, что Владимир задохнулся, будто его ударили поленом под ложечку.
— Это и есть варвар? — спросила она чистым музыкальным голосом. Владимир снова вздрогнул, так говорить могли только небесные девы-берегини.
— Да, наша повелительница!
— Спроси, из какой он страны?
— И так видно, гиперборей, наша владычица.
— Варяг?
Начальник стражи, это он был рядом с носилками, повернул грозное лицо к Владимиру. Тот все еще стоял в боевой стойке с мечом и кинжалом.
— Эй, кто ты будешь?
— Я росич,ответил Владимир сипло.
— Рос,повторил начальник стражи пренебрежительно, но Владимиру почудилась в его громовом голосе тревога. Толмач наклонился с коня к
занавескам:
— Есть такое крохотное племя на одной из северных границ нашей необъятной империи. Маленькое, дикое, языческое...
Принцесса, ей было весен семь-восемь, окинула юного варвара беглым взором. Личико ее выразило скуку. Она уже опускала занавеску, когда
Владимир неожиданно даже для самого себя сказал на ломаном ромейском наречии:
— Да, я из маленького дикого племени. Того самого, которое разгромило вашего надежного союзника — Хазарский каганат, отобрало у вас Болгарию,
сейчас громит ваши войска по дороге сюда, по дороге в вашу жирную империю, где много золота и юных женщин. Из того самого кро-о-о-охотного,
которому платите дань! И которому заплатите намного больше!
— Что-о-о? — проревел начальник стражи. Похоже, он еще не понял ломаной речи, но ощутил по тону, что варвар сказал резкость, а когда наконец
понял, то побагровел страшно, его рука метнулась за мечом. Владимир отступил на шаг по стене влево, открыл телохранителя. Тот поднялся на
четвереньки, мотал головой, роняя красные слюни и сопли.
Занавески колыхнулись снова. Принцесса выглянула, голосок был озабоченным:
— Что с ним?
— Упал с коня,сказал Владимир дерзко.Ему почему-то захотелось поставить меня на колени!
— Таков этикет,сказала принцесса строго.
— Я не ромей!
— Правила для всех...
— Нет,возразил Владимир яростно. Его руки задрожали, тело затряслось, он заговорил быстро, словно выплевывая как из пращи злые слова.Никто
нам и никогда!.. Честь дороже!.. На колени поставить неможно, разве что отсечь ноги до колен... но и тогда голову мою вам не склонить, разве что
снять с плеч!
Он чувствовал, как в его тело вливается страшная мощь, и сам не знал почему так взбесился. Ведь привык, что он — раб, челядин, на побегушках,
так что же сейчас так задело?
Он поворачивался, чуть пригнувшись, держал меч и кинжал наготове. На него смотрели без страха, слишком юн, голос почти детский, но
уважительно. Начальник стражи сказал внезапно:
— Берсерк!.. Дьявол... Всем отступить! Я не хочу терять людей. Добьем его стрелами.
Владимир, видя, как всадники попятились, выпрямился, чувствуя, что пришел его смертный час.
Добьем его стрелами.
Владимир, видя, как всадники попятились, выпрямился, чувствуя, что пришел его смертный час. Внезапно он услышал далеко в небесах хриплый,
зовущий на бой и подвиги, зов боевого рога. Кровь вскипела, он крикнул громко и страшно:
— Давай!.. Но ты ромей, а значит, не воин, а торгаш. Прикинь как торгаш: не дорого ли придется платить за мою голову, когда сюда придут
войска моего отца, неистового Святослава, уничтожая все на пути, сжигая города, вытаптывая посевы, уводя сотни тысяч ромеев в полон? Не дорого
ли будет, если ваши крепости рухнут в пыль, когда ваш император в страхе запрется в этом городе, на ворота которого мой дед уже прибивал свой
щит? Если эта цена, торгаш, не покажется слишком велика, то натягивайте луки, трусы!
Начальник стражи сказал глухо:
— Юный росич нам грозит!.. Принцесса, позволь...
Владимир встретился с глазами принцессы, и у него стало сухо во рту. Долгое время они неотрывно смотрели друг на друга. Такого нежного лица
он не видел даже во сне, в неясных грезах, а глаза у нее были огромные, понимающие, смотрящие прямо в душу. Он уже понял, что она увидела и
поняла больше и лучше стражей, сильных и тупых воинов, и что даже сейчас, в своем детском возрасте, умеет владеть собой... даже лучше, чем он,
она умеет заглядывать в будущее, как подобает наследнице великой империи, слово которой весит очень много.
Она наконец оторвала взгляд от его юного лица, варварски мужественного и даже красивого особой дикой красотой, свойственной не прирученным
животным, проговорила презрительно:
— В путь!.. Слишком много чести для варвара, Войдан, чтобы с ним даже разговаривали. Ты готов поднять меч на червя? Тогда тебе придется
купить новый, а этот выбросить как оскверненный. Что с того, что не пал на колени? Ведь не заставляешь же кланяться мне каждую бродячую собаку
или кошку, и того более — букашку? Законы наши для людей! А варвар — не человек.
Носилки приподнялись, всадники выровняли строй и поехали по обеим сторонам. Начальник стражи покосился на дерзкого и, Владимир даже
вздрогнул, подмигнул. Передовая группа унеслась вперед с кличем: «Принцесса Анна! Принцесса Анна! Дорогу принцессе Анне!» А он остался на улице,
опираясь спиной о стену. Ноги дрожали, едва не опустился на землю. Сердце стучало так, будто хотело выломать ребра и броситься на обидчиков. Он
сам не понимал, почему пришел в такую ярость. Почему наплел про Святослава, тот и пальцем не шелохнет, чтобы помочь, про князя Олега, который
никогда не был ему дедом. Или те обиды, что терпит там, невыносимы здесь?
— Я отомщу,произнес он свирепо и, не попадая в ножны, кое-как убрал меч и нож.Я покажу!.. Они узнают!
Еще не знал, что каждый ребенок в бессилии кричит это после каждой большой обиды. А в детстве все обиды — огромные и невыносимые. Даже
смертельные.
Не все запоминаются. Но рубцы оставляют.
Глава 8
Их провели по улице между роскошнейшим ипподромом, здесь стен не углядеть за множеством статуй из драгоценного мрамора, и просто сказочным
садом. Дальше виднелся большой императорский дворец.
Владимир слышал изумленное аханье то справа, то слева. Он шел, стискивая зубы, стараясь во всем подражать Добрыне. Дворец был белоснежным, от
него веяло чистотой и свежестью. И настолько огромен, что, казалось, под его крышей можно разместить весь Киев.