---------------------------------------------------------------
В самомначале, метрах в двухстах от опушки, я наткнулся на обгоревший
немецкий штабнойавтомобиль. Его не подбили, а сожглисамифрицы: деревья
тут совсем зажали тропу, и ехать стало невозможно.
Немного погодяяувиделподкустамидватрупа. Точнее,зловонные
скелеты в полуистлевшем темном немецком обмундировании -- танкисты. И дальше
на заросших тропинках этого глухого, чащобного леса мне то и дело попадались
поржавевшие винтовкииавтоматыс вынутымизатворами, испятнанные кровью
грязно-рыжие бинты и вата, брошенныеящикиипачкиспатронами,пустые
консервные банкии обрывки бумаг,фрицевскиепоходныеранцы срыжеватым
верхом из телячьих шкур и солдатские каски.
Ужепосле полудня всамойчащобе яобнаружил два могильныххолмика
месячнойпримернодавности,успевшиеосесть,снаспехсколоченными
березовыми крестамии надписями, выжженными готическими буквами на свет-лых
поперечинах:
Karl von Tilen Major 1916 -- 1944
Otto Mader Ober-leutnant 1905 -- 1944
Свои кладбища при отступлении они чащевсего перепахивали, уничтожали,
опасаясь надругательств.А тут,в укромномместе, пометили все чин чином,
очевидно, рассчитывая еще вернуться. Шутники, нечего сказать...
Тамже, за кустами,валялисьсанитарные носилки. Как я идумал, эти
фрицы только кончилисьздесь -- их несли, раненных, десятки, а может, сотни
километров.Непристрелили,какслучалось,инебросили--этомне
понравилось.
За деньмне встретились сотни всевозможных приметвойны ипоспешного
немецкого отступления.Не было в этом лесу,пожалуй,только того, что нас
интересовало:свежих--суточнойдавности--следовпребыванияздесь
человека.
Чтоже касается мин,тоне так страшен черт, как его малюют. За весь
день я наткнулся на одну, немецкую противопехотную.
Я заметил блеснувшуюв траве тоненькуюстальную проволоку,натянутую
поперектропы сантиметрах в пятнадцати от земли. Стоиломне ее задеть -- и
мои кишки и другие остатки повисли бы на деревьях или еще где-нибудь.
За три года войныбываловсякое, но самому разряжать мины приходилось
считанные разы, и на эту я не счел
нужным тратитьвремя. Обозначив ее с двух сторон палками,ядвинулся
дальше.
Хотя за день мне попаласьтолько одна, самамысль,чтолесместами
минировани в любое мгновение можно взлететь на воздух, все время давила на
психику,создаваякакое-то паскудное внутреннее напряжение, от которогоя
никак не мог избавиться.
Послеполудня, выйдя кручью, я скинулсапоги,расстелилна солнце
портянки,умылсяиперекусил.Напилсяиминутдесятьлежал,уперев
приподнятые ноги в ствол дерева и размышляя о тех, за кем мы охотились.
Напилсяиминутдесятьлежал,уперев
приподнятые ноги в ствол дерева и размышляя о тех, за кем мы охотились.
Вчера они выходили в эфир из этого леса, неделю назад -- под Столбцами,
азавтрамогутпоявитьсявлюбом месте:заГродно,подБрестомили
где-нибудьвПрибалтике. Кочующаярация--Фигаро здесь,Фигаро там...
Обнаружитьв таком лесуместовыхода-- все равно что отыскатьиголку в
стоге сена.Этотебе немамочкинабахча, где каждый кавун знаком и лично
симпатичен. И весь расчет, что будутследы, будетзацепка. Черта лысого --
почемуони должны наследить?.. Под Столбцами мы что, не старались?..Землю
носомрыли!Впятером,шестеросуток!.--Атолку?..Какговорится,две
консервные банкиплюс дыра от баранки! А этот массивчик побольше, поглуше и
засорен изрядно.
Сюда бы приехать с толковойпсиной вродеТигра, что был у меняперед
войной.Ноэтотебе ненагранице.Привиде служебнойсобаки каждому
становится ясно,чтокого-торазыскивают, иначальствособак не жалует.
Начальство, как и все мы, озабочено конспирацией.
Кконцу дняя опять подумал: нужентекст! Внем почтивсегда можно
уловить хотькакие-тосведения о районе нахождения разыскиваемых ио том,
что их интересует. От текста и следует танцевать.
Я знал, что с дешифровкой не ладилось и перехват сообщили в Москву. А у
нихдвенадцать фронтов, военныеокругаи своих дел под завязку. Москве не
укажешь, онисамисебе начальники.А из нас душу вынут. Этоуж какпить
дать. Старая песенка -- умри, но сделай!..
4. В ШИЛОВИЧАХ
ОставивХижнякасмашинойвгустом подлеске близдеревни,Алехин
заброшенным,заросшим травой огородом вышел наулицу. Первый встречный--
конопатый мальчишка, спозаранок гонявший гуся у колодца, -- показал ему хату
"старшины" сельсовета. От соседних таких же невзрачных,с замшелыми крышами
хат ее можно было отличить лишь по тому, что вместокалитки в изгороди была
подвешенадверцаотнемецкогоавтомобиля.Назвалмальчишкаифамилию
председателя -- Васюков.
Не обращая вниманиянатощую собаку, хватавшую его засапоги, Алехин
прошел к хате -- дверь была закрыта и заперта изнутри. Он постучал.
Было слышно, как в хатекто-то ходил. Прошло сполминуты-- всенях
послышалсяшум,медленные тяжелыешаги, итутжевсезамерло.Алехин
почувствовал, что его рассматривают, и,чтобыстоящий за дверью понял, что
он не переодетый аковец и не "зеленый", а русский, вполголоса запел:
Вспомню я пехоту, и родную роту,
И тебя, того, кто дал мне закурить...
Наконецдверьотворилась.ПередАлехиным,глядяпристальнои
настороженно, опираясь на костыли и болезненно морщась, стоял невысокий, лет
тридцати пяти мужчина с бледным худымлицом, покрытымрыжеватой щетиной, в
польском защитном френчеи поношенных шароварах.