– Дело в том… это страшно смешно.
– Простите, кто вы такая?
– Мне нужна помощь. Мне необходимо встретиться с медиумом. Прошу прощения, вы действительно медиум?
– Да, – ответил он таким тоном, словно имел дело с сумасшедшей.
– Могу я приехать и увидеться с вами?
– Вам необходим сеанс?
– Да.
– У меня есть свободное время в понедельник, в десять часов. Вас это устроит?
– Я бы хотела выяснить… нельзя ли завтра?
– Завтра? – возмутился он. – Боюсь, что никак не получится. В понедельник или… в противном случае только в мае. Дайте‑ка взглянуть. Да, 4 мая я могу вас принять.
4 мая. Она снова бросила взгляд на календарь. Что это? Что это такое, черт побери?
– Нет, прошу вас, в понедельник. – Она уловила звук подъезжающей машины. Хлопнула дверца, гавкнул пес.
– Могу ли я узнать ваше имя, будьте любезны.
– Меня зовут… – Она замялась. Как назваться? Каким именем? – Шуна Джонсон, – наудачу брякнула она. Ей показалось, что он немного насмешливо повторил имя – словно поймал ее на вранье, – и она смутилась.
– Могу ли я узнать ваш номер телефона?
– Я… м‑м‑м… в гостях. – Только не давать ему номер телефона, который он может проверить и выяснить, кто она такая, главное – не оставлять никаких следов. Оглядываясь в поисках выхода, Алекс заметила надпись на кожухе монитора – «Юго‑Восточная система деловых связей» – и дала ему номер, напечатанный под ней. – До встречи в понедельник, – сказала она.
– До свидания.
Ей не понравилось, как он попрощался с ней, словно она ничего для него не значила и его совершенно не волновало, позвонит ли она ему или нет. Хотя… Чему удивляться: сейчас уже четверть одиннадцатого, суббота. А как бы реагировала она, если бы кто‑нибудь позвонил ей сейчас и осведомился, просмотрела ли она рукопись. Снова послышался шорох. О господи, кто‑то пытается открыть дверь.
Она резко повернулась, но никого не было. Снова тот же звук, но приглушенный, где‑то под ней, опять залаяла собака. Она подошла к окну и выглянула. У обочины она увидела машину, рядом с ней – Филип Мейн, который с тревогой смотрел на ее окна.
Уже? Как он только успел? Она повертела ручку окна, распахнула его и высунулась наружу. Нет, он еще не мог оказаться здесь, слишком быстро.
– Алекс, ты в порядке?
Куда‑то исчез целый кусок времени. Что происходит? Что, черт возьми, происходит?
– Алекс? Мне что, выломать внизу двери?
– Нет, – слабым голосом ответила она. – Я кину ключи. – Она бросила связку, увидела, как он отпрыгнул в сторону, услышала звяканье, когда связка упала на тротуар.
С облегчением переведя дыхание, она вышла в офис. За дверью раздавалось ворчанье. Открыв ее, она увидела маленького черного бультерьера; он стоял ощетинившись, обнажив зубы, вывалив язык, с которого стекала струйка слюны, и издавал низкое рычание.
На лестнице послышались шаги, и на площадке, отдуваясь, появился растрепанный Мейн.
– Блэк! – гаркнул он. – Спокойно!
Пес посмотрел на Алекс; ему явно не терпелось приступить к делу.
– Блэк!
Тот неохотно подчинился.
Мейн положил ей руки на плечи:
– Так ты в порядке?
– Да, все о'кей.
– Я все же решил приехать. В чем дело? Что случилось?
Подняв на него глаза, Алекс разразилась слезами.
– Не знаю, Филип. Я не понимаю, что происходит.
– О господи.
– О господи. – Порывшись в карманах, он извлек носовой платок. – Ты явно не в себе.
– Это был телефон; я слышала, как кто‑то снял трубку.
– Здесь?
Она кивнула и взяла платок.
– Прости, он не первой свежести.
Алекс плотно скрутила его и вытерла глаза. Он подвел ее к дивану, и они сели. Филип вытащил пачку сигарет. Собака без особого интереса осмотрелась и неторопливо вышла из комнаты.
– Когда я звонила тебе, кто‑то поднял отводную трубку.
– Здесь никого нет, я убедился, когда поднимался по лестнице; насколько я успел заметить, все окна плотно закрыты. Ты уверена?
Она кивнула.
– А нет ли где‑нибудь, вне пределов дома, блокиратора?
Она посмотрела на него:
– Это было совсем рядом.
– Что именно?
– Какой‑то человек, кто бы он ни был.
Мейн предложил ей сигарету.
– Что ты здесь делаешь в такой час, субботним вечером?
– Я… мне был нужен твой номер телефона… дома его у меня нет. Прости… я побеспокоила тебя?
– Ты чуть не лишила человечество одной из величайших поэм всех времен… я как раз собирался к ней приступить… – Он улыбнулся.
– Прости, я не знаю, что происходит.
– Я отвезу тебя домой.
– Нет. – Она покачала головой. – Я не хочу возвращаться домой.
– Ты не можешь оставаться здесь, я тебе не позволю. Думаю, тебе надо основательно отдохнуть. – Он вытащил зажигалку. – Можешь пожить у меня. – Поймав ее взгляд, он в упор посмотрел на нее. – В отдельной комнате. О'кей?
Улыбнувшись, Алекс кивнула, сморщившись от дыма его едкого табака, встала и положила рукопись Стенли Хилла на стол секретарши, на то же место, откуда взяла.
– Я и не знала, что ученые пишут еще и стихи, – сказала она, возвращаясь в свой кабинет. – Ты мне позволишь когда‑нибудь взглянуть на них?
– Посмотрим, – загадочно ухмыльнулся он.
После первой порции виски она почувствовала себя куда лучше и, подтянув колени, уселась на толстом ковре перед пылающим камином. Все стены были заставлены книгами, любимые, зачитанные книги от пола до потолка. Все было отделано деревом и кожей; стены в прекрасных деревянных панелях; надежная деревянная мебель, старая, но прочная, толково отремонтированная – большие глубокие кожаные кресла и массивный диван, тоже обтянутый кожей.
– Не понимаю. Почему ты так решительно против?
– Да чушь все это, сплошные глупости. Мы умираем и исчезаем. – Он внезапно с силой свел ладони; звук хлопка заставил ее вздрогнуть, а бультерьер, гавкнув, подскочил к нему.
– Как ты можешь так говорить?
– Да знаю я это; это доказано. Спокойнее, мальчик, спокойнее! Боже милостивый, ты же образованная женщина, не можешь же ты все еще верить в Бога! Дарвин доказал, что все обошлось без вмешательства Святого Духа. – Он выпустил густой клуб дыма, и сухие резкие черты его лица на мгновение расплылись, окутанные дымным облаком.
У него демоническая, сатанинская внешность, подумала она и поежилась, почувствовав мгновенное недоверие.
– Если бы мы были наполовину эфирные существа, а наполовину телесные создания, мы бы еще имели свободу воли, девочка. Но ее у нас нет; все мы пленники своих генов; все дело в ДНК, в компьютерной программе генов человека, доставшихся от матери и отца: и цвет глаз, и форма задницы.
Улыбнувшись, она снова расслабилась.
– У нас есть свобода воли, Филип.
– Чушь. И у тебя, и у меня свободы воли не больше, чем у этой собаки, у Блэка.