Она захихикала:
– Что это с тобой?
– Содержательный разговор с Мартином Фоксом.
– А на что тогда похож бессодержательный?
Малыш вдруг резко толкнул ее, и она вскрикнула.
– Что такое?
– Малыш толкается. Хочешь посмотреть? – Она взяла его руку и положила себе на живот. – Чувствуешь? Привет, Малыш. Поздоровайся со своим п… – Она спохватилась, но слишком поздно.
Джон убрал руку.
– Может, лучше позовем мистера Сароцини?
Сьюзан промолчала, проклиная собственную глупость. Она не понимала, почему она это сказала, – это просто вырвалось.
– Извини меня, я не…
Джон молча вылез из постели и пошел в ванную. Сьюзан увидела, как там зажегся свет, и услышала шуршание бумаги и блистерной упаковки таблеток. Затем звук бегущей воды.
– Извини, – снова сказала она, когда он вернулся.
– Не извиняйся. Я заметил, тебе это доставляло большое удовольствие сегодня вечером.
– Я просто играла свою роль, – тихо сказала она, надеясь погасить его гнев, пока он не разгорелся. – Это было не так‑то легко.
– А как, по‑твоему, я себя чувствовал? Думаешь, мне легко было смотреть, как ты развлекаешься, и разыгрывать из себя будущего счастливого отца?
– Нет, конечно. Нам обоим было нелегко.
– Чепуха. Ты этим наслаждалась.
Она промолчала. Он был прав, и она не могла этого отрицать. Она не вспоминала о мистере Сароцини весь вечер. Она думала только о том, как хорошо быть беременной, когда тебя все поздравляют; как хорошо чувствовать себя нормальной, полноценной женщиной; как хорошо не объяснять в каждой беседе, что они с Джоном решили не иметь детей, и не завидовать другим женщинам, у которых они есть.
Из книг она знала, что про беременную женщину иногда говорят, что она теперь принята в семью. Так Сьюзан и чувствовала себя сейчас. Будто ее приняли в любящую и дружную семью.
Она снова вспомнила про то, как в среду мистер Сароцини отвез ее к своему кошмарному другу, Эсмонду Ростоффу, для осмотра его склепа с картинами, и ее передернуло.
Вернувшись после той поездки домой, она попыталась поделиться своими опасениями с Джоном, но он ничего не хотел слушать. Он сказал ей, что все, что произойдет с ребенком после того, как он родится, – не их проблема.
Он был не прав. И он не может считать иначе, поскольку это не его ребенок. Разве он может понять ее чувства?
Джон неожиданно сказал:
– Харви беспокоится о тебе. Он уедет на некоторое время, но сказал, что, если, когда он вернется, у тебя еще будут боли, он осмотрит тебя. В понедельник я позвоню его секретарше и запишусь на прием. Если боли пройдут, мы отменим прием.
– Джон, Майлз Ванроу лучший гинеколог в стране. Харви сам вчера это сказал.
– Харви говорит, что у тебя не должно быть таких болей. Он полагает, что Ванроу что‑то пропустил.
– А ты не думаешь, что это неэтично – за спиной Ванроу обращаться ко второму врачу?
– Тогда скажи ему, раз ты так думаешь. Скажи ему, что ты собираешься обратиться ко второму врачу. Люди постоянно так делают, и ничего такого в этом нет. Я не допущу, чтобы ты так страдала. Я хочу, чтобы Харви тебя осмотрел.
– Хорошо, – с неохотой согласилась она.
Арчи курил последнюю сигарету перед тем, как выйти на корт для сквоша. За высокой стенкой заканчивалась игра: оттуда слышались возгласы игроков, удары ракетки по мячу и мяча о корт.
– Вечеринка удалась, – сказал Арчи.
– Вам с Пайлой понравилось?
– Ага. И рад был узнать хорошие новости о Сьюзан. Вы долго держали это в секрете.
И рад был узнать хорошие новости о Сьюзан. Вы долго держали это в секрете.
– Немного беспокоились о том, как бы чего не случилось, – ответил Джон. – Сьюзан не хотела, чтобы кто‑нибудь знал до тех пор, пока… ну, ты понимаешь…
– Пока не пройдет опасный период? Разумно. Теперь придется немного поменять стиль жизни – после рождения ребенка. Я думал, ты против того, чтобы населять этот мир новыми душами. Передумал?
– Так получилось, – промямлил Джон.
Арчи цыкнул сквозь сигарету и улыбнулся.
– Да? – Это прозвучало скептически. – Значит, ты не уступил ей? Сьюзан всегда казалась мне женщиной, которая умеет добиваться своего.
Пока Джон придумывал подходящий ответ, Арчи сменил тему:
– Этот твой Ферн‑банк…
– Да?
Ворота на корт открылись, и из них вышли двое истекающих потом игроков.
– Мы закончили, – сказал один.
Арчи бросил сигарету на землю и раздавил ее ногой.
– Дурдом.
– Что ты имеешь в виду? – Джон двинулся следом за ним.
– Тип по фамилии Кунц. Знаком с ним?
Джон покачал головой и надел на запястье напульсник.
– Нет. Кто он такой?
– Их человек в Лондоне. Пришел сегодня в офис на экскурсию – хотел своими глазами посмотреть, кто мы такие. У него с головой не все в порядке – точно тебе говорю.
Джон забеспокоился:
– А что с ним такое?
Арчи вытащил ракетку из чехла.
– Этот Ферн‑банк – частная контора, очень старый семейный бизнес. Ему, может, несколько столетий – в Швейцарии таких полно. Они действуют тихо, осторожно, прикрываются так, что о них и не знает никто, кому не положено. Играют только «голубыми фишками», за сверхприбылями не гонятся.
– Я думал, на рынке ценных бумаг все за ними гонятся.
– Кто‑то – да, кто‑то – нет. Значит, Кунца ты не знаешь?
– Нет. Я имел дело только с мистером Сароцини.
– Он у них главный. Или один из главных. Оливер Уолтон, мой собрат по цеху, который ими занимается, говорит, что и понятия не имеет, кто там всем владеет. Их тяга все засекречивать граничит с паранойей. Они теперь у нас одни из самых крупных клиентов, а у нас даже телефонного номера их нет. Представляешь?
– Еще бы не представлять. «Вам не нужно нам звонить – мы сами вам позвоним».
Арчи вскинул брови.
– Ладно. Теперь о том, почему дурдом. Этот Кунц – здоровенный парень, под потолок, плечи как у американского футболиста, выглядит головорез головорезом. Похож на вышибалу в ночном клубе, а не на банкира. Крутой костюм, пальцы в камушках. Так вот, он здоровается со мной, а потом читает мне стихи.
– Стихи?
– На латыни.
– Ты серьезно?
– Горация. Я прошел курс латинского языка уровня А, только поэтому и узнал. «Si possis recte, si non, quoqumque modo rem».
Джон улыбнулся:
– И что это значит?
– «Умножай свое состояние честными способами, если можешь, а если не можешь – любыми».
Джон расстегнул чехол на своей ракетке.
– Культурный человек. А что, собственно, в этом такого?
– В этом ничего такого. Вот в чем такое: он стоит у моего стола, глядит в монитор Оливера – тот показывает ему, как мы работаем. Я иду в туалет, а когда возвращаюсь, то не нахожу свою зажигалку.
Джон непонимающе посмотрел на него:
– Что?
– Мой золотой «данхилл».
– Пропал?
– Да.
– А она на столе лежала? Ты уверен?
– Она всегда лежит на столе.