Я была готова ретироваться в свою квартиру, и оставаться там, и упрямо ждать, пока они объявятся — люди, которые поработали над моими мозгами и стерли всю мою память, или те, которые создали меня такой и бросили тут одну, предоставив выкручиваться самой. Я не знала, какой вариант выбрать.
На секунду у меня в голове мелькнул смутный призрак вуду, выловленный из киберпространства, но тут я поставила своему мозгу жесткий заслон. Нет, чем бы ни объяснялось мое теперешнее состояние, все не могло быть настолько невероятно.
Возможно, со мной произошел несчастный случай. Может, меня ударили по голове или что-то в этом роде.
Я ощупала голову под волосами, пытаясь обнаружить шишку, шрам, засохшую болячку, но ничего подобного не нашла. Это еще, впрочем, ничего не доказывало. Все могло произойти довольно давно. А может быть, я представляю собой сложный медицинский случай и кто-нибудь наблюдает за моим состоянием и еще придет меня навестить — я только не помню, кто и когда должен явиться.
Или, может быть, я сумасшедшая.
Я пошла домой длинной дорогой, обходя квартал, в котором был китайский магазин. Увидев бездомного, сидящего на ступенях неработающего магазина, я полезла в карман за долларом. Я бросила доллар ему в шляпу и улыбнулась, ожидая той же реакции, какую наблюдала у других людей сегодня.
Но он только улыбнулся в ответ.
— Спасибо, леди, — сказал он. — Хорошего вам дня.
Я не смогла бы определить его возраст — что-то от тридцати до шестидесяти, но глаза у него были добрые. Они были густо-синие, чистые и внимательные, что как-то не вязалось с потрепанной одеждой и обветренным лицом. Это были глаза человека, живущего в мире с действительностью, а не жалкого бродяги, у которого сил хватает только на то, чтобы кое-как перебиться.
— Постараюсь, — сказала я ему. — Пока, честно говоря, сплошная непруха.
Он кивнул, взглянув на меня так, что это почему-то вызвало у меня раздражение.
— Знаете, может, вам стоит немножко притушить это ваше сияние, убавить накал на ватт-другой, — сказал он. — По-моему, именно от этого людям вокруг вас не слишком уютно.
Я уставилась на него, прикидывая, не ослышалась ли.
— Что вы сказали?
— Да ладно, — ответил он. — Только не говорите, что вы не знали. Вы чем-то отмечены — называйте это как хотите: тайна, дух — в общем, что-то иное. И от этого вы светитесь, люди в большинстве своем этого света не видят, но инстинктивно чувствуют раздражение и усталость в вашем присутствии. Как будто у них уходит почва из-под ног, а это ведь никому не понравится.
— А вам это не мешает?
Он пожал плечами:
— Я просто знаю, что это такое. И еще я знаю, что мне это не повредит. Так что чего мне бояться?
— И откуда вы все это знаете? — спросила я.
— Ха, — ответил он, — я же не всегда бродяжничал, знаете ли. Я управлял головным магазином «Новый век», и мы много чего ст оящего продавали, и клиенты у нас были тоже ст оящие, так что я кое-чему у них научился. Распознавать ауру — это же азы.
— А что с вами случилось потом?
— Просто я не делал выводов. Это один из главных уроков, который дает тебе жизнь: ты должен делать выводы. Твой брак рухнул? А ты не сделал выводов. Твой партнер по бизнесу обчищает твой банковский счет и продает твою долю акций, оставив тебя банкротом?..
Он выжидательно посмотрел на меня.
— А ты опять не сделал выводов, — подсказала я.
Он одобрительно кивнул:
— Вот именно. Я потерял все, когда явились кредиторы.
Я присела рядом с ним на корточки, так что наши головы теперь были на одном уровне.
Я потерял все, когда явились кредиторы.
Я присела рядом с ним на корточки, так что наши головы теперь были на одном уровне.
— Мне очень жаль.
— Ага, мне тоже. Но все это утекло как вода. Жизнь продолжается, а мы все — так, погулять вышли.
Мимо проехал автобус, на миг сделав разговор невозможным.
— И как же мне поубавить этого самого… сияния? — спросила я, когда грохот стих.
— Тут я пас. Но, по крайней мере, хорошо, что чем больше вы удаляетесь от источника, который вам его сообщил, тем оно слабее.
— А если оно так и не пройдет?
— Тогда вы будете чувствовать себя хорошо только с такими, как я, — с теми, кто уже верит. Кто уже понял, что существует что-то еще и это что-то — такая же часть жизни, как вы и я. Дело в том, что оно сокрыто там, куда большинству людей не добраться, поэтому они не могут это увидеть. Черт, да просто не хотят они этого видеть!
— Потому им и неуютно со мной?
Он кивнул.
— А что с вами произошло?
— Понятия не имею, — ответила я.
Мне вовсе не хотелось распространяться о том, какими утомительными были для меня последние два дня — не первому же встречному, каким бы приветливым он ни показался.
— Могу я чем-нибудь помочь вам? — спросила я.
— Послушайте, — сказал он, — вы дали мне доллар и обошлись со мной как с человеком — это больше, чем то, на что способны девяносто девять процентов людей, которые мне попадаются. Так что больше ничего не надо. Я в порядке.
— Но…
— Просто поздоровайтесь в следующий раз, как увидите меня, — перебил он. — И дайте мне знать, как у вас дела.
— Обязательно. Как вас зовут?
— Марк.
— А меня — Саския, — сказала я, протягивая ему руку.
Он наклонил голову набок:
— Саския Мэддинг?
Я кивнула:
— А откуда вы могли это узнать?
— Я читал ваши статьи в «Стрит таймс». Неудивительно, что вы потратили время, чтобы поговорить со мной.
— Почему… — начала я, но тут же осеклась.
Да, он рассказал мне, как оказался на улице. Не мое дело, почему он предпочел на улице остаться.
— Почему я так живу? — закончил он за меня.
Я пожала плечами:
— Я понимаю, что иногда выбирать не приходится.
— Пожалуй. Но, по правде говоря, я и сам не знаю почему. Наверное, я просто сдался. Устал от поисков работы. Мне сорок восемь лет, и у меня позвоночник не в порядке, так что тяжелую работу я делать не могу. А кому охота нанимать старика, когда можно нанять энергичного молодого парня, у которого вдвое больше энергии и который чувствует себя в этом офисном бульоне как рыба в воде.
— Сорок восемь — это не так уж много.
— Для работодателей это уже ходячее ископаемое. И пристрастие к выпивке тоже, знаете, не способствует.
Помолчав немного, я спросила:
— Вам есть где жить?
Он улыбнулся:
— Перестаньте, Саския. Не ведите себя со мной как социальный работник. Давайте просто будем друзьями.
— Я и не собиралась…
— Я знаю. Просто у вас слишком доброе сердце. Это я уже понял по вашим текстам. Но вы не можете приводить домой бродяг, разве что у вас особняк на холме и куча денег, которую вы не знаете, на что потратить. Будьте осторожнее, а не то кончится тем, что вашим гостеприимством воспользуется целая толпа бомжей, и… — он улыбнулся, показав зубы, — и вряд ли все они будут такие симпатичные, как я.