– Попытаемся открыть переднюю, – предложила Мидж.
– Попытаемся, но если это та связка, хотя бы один ключ должен открывать эту дверь.
Мы осторожно спустились по изогнутой лестнице, опасаясь поскользнуться на мху, и скоро оказались у крыльца Я взял первый ключ и вставил в замок. Ключ не поворачивался. Все больше теряя надежду, я попробовал второй и третий, но безуспешно. Дверь не шелохнулась, даже когда я повернул ручку и налег плечом. Она затрещала, но не поддалась ни на йоту.
– Дай мне, – сказала Мидж, протиснувшись между мной и дверью.
– Что толку! Или замок совсем заржавел, или Бикклшифт перепутал ключи.
Я осмотрел бирку – там было четко написано: «ГРЭМЕРИ».
Мидж молча взяла у меня ключи, поднесла к лицу один из «близнецов» и решительно вставила его в скважину. Ее кисть изогнулась, и я увидел, как Мидж разинула рот: ключ повернулся словно сам собой. Наверное, мне показалось.
Дверь легко и гладко открылась без всякого намека на жуткий скрип, как это бывает в фильмах ужасов. Сырой и затхлый воздух внутри словно обрадовался, что его выпускают на свободу.
Круглая комната
Я хотел тут же войти внутрь, озадаченный, как это Мидж удалось сделать то, что не сумел я, однако она колебалась. И опять я не уверен – всего несколько вещей не совсем четко запечатлелись в моей памяти, – но мне почудилась в ее манерах какая‑то робость. По крайней мере, она забыла свое насмешливое злорадство. Возможно, моя неуверенность объясняется тем, что это внезапное изменение в настроении быстро прошло; помню, что Мидж исчезла внутри, прежде чем я успел выразить свою озабоченность.
Пожав плечами, я рискнул последовать за ней. Мгновенно охвативший меня холод резко и неприветливо контрастировал с теплом снаружи. Мы оказались в маленькой комнатке – я прикинул, что не более чем десять на двенадцать футов (описание дома осталось в машине), откуда за открытой дверью виднелась лестница на верхний этаж. Справа мы увидели кухню. Пол в этой и соседней комнатах был вымощен каменной плиткой, и я отметил его неестественно темный цвет. Присев на корточки, я пощупал камень.
– На ощупь сыро, – сказал я и осмотрел плинтус. Конечно, на противоположной стене всего в двух дюймах от пола отпечатался уровень воды. – По‑видимому, дальняя стена врезана в холм, и при дожде вода просачивается сквозь землю и кладку.
Мидж не проявила никакого интереса, и это вызвало у меня некоторое раздражение; я знал, что подобная сырость может оказаться серьезной, и прикидывал, во сколько это обойдется. А Мидж уже прошла в кухню. Безнадежно покачав головой, я поднялся на ноги и прошел за ней.
– Мидж, обрати внимание, – заскулил я. – От этого зависит, купим мы дом или нет.
– Извини, Майк. – Изобразив искреннее раскаяние, она скользнула ко мне и на мгновение прижала голову к моей груди. Потом подошла к огромной черной дровяной плите, которую мы видели через окно, остановилась, чтобы открыть печные дверцы, и взвизгнула от восторга, когда заглянула внутрь, а потом вскрикнула еще громче, подняв глаза к сковородным крючьям в углублении над плитой, где висели кастрюли с длинными ручками и довольно большая сковорода. На полу прямо перед печью стоял на тагане чугунный котел, придавая кухне особое очарование.
– Все как в старой волшебной сказке, – сказала Мидж, полуобернувшись ко мне.
– Место, где ведьма варит лягушек и детские ножки, чтобы приготовить колдовское зелье? – спросил я, приблизившись и увидев в самой большой печи черные чугуны.
– Ничего настолько безобразного, – возразила Мидж.
Она засунула голову внутрь и посмотрела в дымоход. Я поскорее оттащил ее назад, заметив в массивной каменной балке над печью опасную трещину.
Я поскорее оттащил ее назад, заметив в массивной каменной балке над печью опасную трещину. Мидж удивленно посмотрела на меня, и я указал ей наверх.
– Вот‑вот рухнет, – предостерег я, и ей хватило здравого смысла отойти.
– Все равно вряд ли это работает.
– Может быть, и нет, но почему не попробовать? Это еще одно, о чем придется позаботиться.
Мидж нахмурилась, ей не нравилось, что я уже составляю список.
– Десять против одного, что дымоход забит и никто не возьмется его прочистить, пока не устранена эта трещина в камне. – Во всем этом не было ничего забавного, но я чувствовал, что кто‑то из нас должен реалистично смотреть на вещи.
– Возможно, сырость и эта трещина – самое худшее, – с надеждой заметила Мидж.
Я пожал плечами. Пока мы осмотрели только первый этаж.
Под окном, в которое мы раньше заглядывали, располагалась фаянсовая раковина, такая большая, что там можно было искупать шотландского пони. Я подошел и открыл краны горячей и холодной воды. После нескольких гулких звуков в трубах и внезапных плевков из самих кранов потекла ржавая вода. Я дал ей пройти, но и через минуту цвет воды почти не изменился.
– Наверное, бак проржавел, – прокомментировал я. – А может быть, здесь такая вода. – Постепенно меня одолевало уныние.
Мидж тем временем открывала стенные шкафы и выдвигала ящики. Деревянная утварь была довольно древней, но тем не менее в приличном состоянии. Я заглянул в следующую дверь, ожидая увидеть кладовку, но там оказался туалет с высоко поднятым бачком и цепочкой.
– По крайней мере, не придется бегать на двор. – Я дернул за ржавую цепочку, система громко застонала, как и ожидалось, хлынула коричневая вода и текла удивительно долго, икая и всхлипывая.
– Наверное, выгребная яма переполнена, – сказал я, закрывая дверь. – Интересно, когда ее вычищали последний раз. – «И вычищали ли вообще», – добавил я про себя.
Мидж стояла посреди кухни, и, по‑моему, все, что я говорил, ничуть не повлияло на ее мнение.
– Поднимемся наверх? – спросила она.
– Мне не терпится, – ответил я.
– Будь оптимистом, Майк.
– А ты?
В наших словах не было раздражения, мы слишком доверяли друг другу для таких глупостей. Наверное, можно сказать, что на нас обоих в какой‑то мере влияло опасение, что другой разочаруется. Я знал, что Мидж очень хочется, чтобы мне понравилось это место, а я был готов почти на все, чтобы порадовать ее, но мы говорили не только о финансовых трудностях, но и о социальных. Если мы собирались здесь жить, это должно быть правильно.
Держась за руки, мы поднялись на верхний этаж. Мидж шла впереди, словно таща меня за собой.
Изогнутая лестница выходила в маленькую прихожую; наружная дверь, которую я пытался открыть сначала, оказалась справа от нас, а дверь в круглую комнату – слева. Солнечный свет поразил нас, как мягкий взрыв, и на мгновение я ощутил, будто плыву. Это чувство было столь сильным, что у меня закружилась голова, и я бы упал с лестницы, если бы Мидж не держала меня за руку и не тянула твердо за собой. Я быстро заморгал, ослепленный внезапным ярким светом, и милый образ Мидж появлялся и исчезал передо мной, словно во сне или легком бреду. Я помню озабоченность в ее светлых глазах, но также теплоту и доверие, которые обволакивали и поддерживали меня. Мое зрение прояснилось, и я смутно понял, что, хотя прошла всего секунда или две, передо мной пронесся огромный промежуток времени.
Не помню, как я туда попал, но я оказался в круглой комнате. Снаружи сверкало солнце, и пейзаж за широкими окнами открывался с микрокосмической ясностью; я словно различал каждый листочек, каждую травинку.