Та не сопротивлялась. Мелодия сбилась, ноющие аккорды перекрыл все убыстряющийся барабанный бой. Сцена вытянулась, как высунутый язык. Стены, столики, даже клиенты поплыли, стекаясь к женщине и ее странным спутникам, пока зала не окружила сцену наподобие анатомического театра. Резкое освещение померкло. Залу накрыла тень, и только костно‑белое лицо женщины, казалось, излучало свет. Потом с нее сорвали одежды, и бледное тело вспыхнуло в темноте языком пламени.
Рени задохнулась. Зрители вокруг с трудом переводили дыхание. Певица не была сложена наподобие мечты самца, чего можно было ожидать в таком месте – длинные, стройные ноги, выступающие ребра и маленькие груди с малиновыми сосками делали ее похожей на подростка.
Только теперь девушка подняла на аудиторию темные глаза. Лицо ее выражало страх и укор, но кроме того – что‑то еще, быть может, омерзение и почти вызов. Кто‑то выкрикнул несколько слов на незнакомом Рени языке. За ее спиной кто‑то другой громко расхохотался. Фигуры в балахонах ухватили девушку за руки и за ноги и с легкостью подняли. Она висела между ними, распятая, сияюще‑белая, как лист бумаги, который можно исчеркать или согнуть. Музыка перешла в тихий гул ожидания.
Одна из черных фигур вывернула девушке руку. Под полупрозрачной кожей проявились внезапно жилки вен, узлы сухожилий. Девушка молча забилась. Фигура нажала сильнее. Что‑то лопнуло с мерзким хрустом, и девушка издала задыхающийся, вымученный всхлип. Рени отвернулась. Желудок ее судорожно сжимался.
«Это просто картинки, – говорила она себе. – Не настоящие. Подделка».
Симы теснились у сцены, изворачиваясь, чтобы лучше видеть. Зрители кричали охрипшими голосами. Рени почти чувствовала, как из толпы сочится тьма, заполняя залу подобно черным испарениям. На сцене творилось что‑то еще, слышались задыхающиеся вопли. Смотреть на это ей не хотелось. Братья из Мадраса потирали могучие бедра. Сидевший рядом с Рени Стримбелло наблюдал за представлением со слабой застывшей улыбкой.
Кошмар длился долго. Рени пялилась в пол, подавляя желание завизжать и опрометью броситься вон. Это не люди, это животные – нет, хуже животных, ибо какой дикий зверь в состоянии измыслить такую мерзость? Пора искать Ксаббу и уходить. Это ничем не выдаст их – даже в таком гнусном месте не все посетители в состоянии наслаждаться подобным зрелищем. Рени попыталась встать, но широкая ладонь Стримбелло вцепилась ей в ногу, не давая двигаться.
– Не стоит уходить. – Его рык, казалось, с силой ввинчивался в ухо. – Смотрите, чтобы вам было что рассказать дома.
Другой рукой он повернул ее подбородок к сцене.
Руки девушки были вывернуты под невозможными углами. Одну ногу растянуло, как кусок пластилина. Толпа так ревела, что вопли несчастной не были слышны – только раскрывался рот, и голова судорожно покачивалась из стороны в сторону.
Одна из черных фигур вытащила нечто длинное, острое, блестящее. Гомон в зале приобрел иную интонацию – словно стая псов загнала изможденного зверя и облаивает, прежде чем кинуться и растерзать.
Рени попыталась вырваться из мертвой хватки Стримбелло. Что‑то блестящее и мокрое пролетело мимо, над рядами кресел. Кто‑то за спиной Рени поймал летящий предмет, поднес к невыразительному сим‑лицу, провел им по щекам, точно раскрашивая церемониальную маску, и затолкал его в раззявленный рот. Рени ощутила во рту кислый вкус желудочного сока. Она пыталась отвернуться, но повсюду, куда ни глянь, жадные руки тянулись за летящими со сцены лакомыми кусочками. И даже сквозь рев толпы она слышала жуткие вопли девушки.
Рени поняла, что больше не вынесет. Если она останется здесь, то сойдет с ума. Если бы виртуальная реальность могла гореть, этот клуб следовало бы выжечь дотла. Она махнула рукой в сторону Ксаббу, надеясь привлечь его внимание.
Но бушмен исчез. Кресло позади Павамана, где он только что сидел, пустовало.
Если она останется здесь, то сойдет с ума. Если бы виртуальная реальность могла гореть, этот клуб следовало бы выжечь дотла. Она махнула рукой в сторону Ксаббу, надеясь привлечь его внимание.
Но бушмен исчез. Кресло позади Павамана, где он только что сидел, пустовало.
– Мой друг! – Рени попыталась вырваться из лап Стримбелло, безмятежно наблюдавшего за сценой. – Мой друг пропал!
– Неважно, – ответил Стримбелло. – Найдет зрелище, которое понравится ему больше.
– Тогда он дурак, – пробулькал один из Павамана, ухмыляясь, точно лунатик. Симулированная кровь блестела на его щеках, как румяна потасканной куртизанки. – Нет ничего лучше Желтой залы!
– Пустите меня! Я должен найти его!
Толстяк повернулся к ней. Ухмылка его стала еще шире.
– Ты никуда не пойдешь, мой друг. Я точнознаю, кто ты. Ты никуда не уйдешь.
Комната поплыла. Черные глазки толстяка сковали Рени – маленькие дырочки, сквозь которые проглядывало нечто ужасающее. Сердце ее колотилось сильнее, чем в пещере левиафана. Она едва не сошла с линии, но вспомнила о Ксаббу. Может, его поймали так же, как Стивена? Если она сейчас покинет сеть, то может найти его в том же смертном сне, что и брата. А он был так… невинен. Совсем как Стивен. Она не может его бросить.
– Отпусти меня, ублюдок! – взвизгнула она.
Хватка Стримбелло не ослабла – наоборот, он притянул ее ближе и усадил к себе на колени.
– Наслаждайтесь представлением, мой добрый сэр, – проговорил он. – Потом вы увидите больше – куда больше.
Толпа оглушительно орала, но Рени даже не вспомнила, что можно уменьшить громкость. Что‑то в этом толстяке вызывало в ней слепую панику, сметавшую все преграды разума. Она провела последовательность команд – безрезультатно, потом на ум ей пришел прием, которым она не пользовалась с хакерских времен. Рени до боли растопырила пальцы и нагнула голову.
На мгновение Желтая зала застыла целиком, как желе, а когда секунду спустя желе растаяло, Рени стояла в нескольких шагах от Стримбелло, перед самой сценой. На лице толстяка появилось легкое изумление. Он встал и потянулся к ней. Рени поспешно перелучилась из Желтой залы на улицу.
Даже бездонный колодец казался нормальным по сравнению с тем, что она оставила позади. Но маленького сима Ксаббу нигде не было видно. А Стримбелло вот‑вот настигнет ее.
– Ксаббу!– крикнула Рени по выделенке, потом увеличила мощность и позвала еще раз: – Ксаббу!
Ответа не было. Бушмен исчез.
Плеск волны, сиянье глаз.
Летний день, увы, далек.
Эхо смолкло. Свет поблек.
Зимний вечер так жесток.
Но из глубины времен
Светлый возникает сон,
Легкий выплывает челн.
… Если мир подлунный сам
Лишь во сне явился нам,
Люди, как не верить снам?
(Изображение: президент Энфорд в Розовом саду.)
ГОЛОС:… Правительство США, ссылаясь на права штатов и городов на самоопределение, пока воздерживалось от участия в конфликте, из‑за чего некоторые жители Юты обвинили администрацию Энфорда в «предательстве конституции».