— Спэклы рано радуются. Сейчас мы отступим, но потом ударим с новой силой и…
В воздухе раздается внезапный визг— что-то пролетает над нами и…
БУМ!
…склон холма целиком взлетает на воздух, точно извергается огромный вулкан: ударная волна сшибает с ног, а сверху нас засыпает градом мелких камней. Рядом приземляются камни побольше — такие запросто раздавят в лепешку…
— Что это?! — кричит мэр, оглядываясь на холм…
Стена пересохшего водопада рушится в опустевший котел, унося с собой лучников. Пыль и дым застилают все вокруг: дорога-зигзаг тоже исчезает, и весь восточный склон холма осыпается, оставляя вдоль вершины зазубренную кромку…
— Это твоих рук дело?! — ору я. В ушах до сих пор звенит от взрыва. — Опять пушки?
— Мы бы не успели! — вопит он в ответ, пытаясь определить, откуда нанесли удар. — И у нас нет такого мощного оружия!
Первые клубы дыма начинают понемногу рассеиваться, обнажая гигантскую воронку у самой вершины и раскуроченные скалы: огромная рана зияет на лице холма.
Я невольно думаю: Виола…
— Ты прав, — говорит мэр с неожиданным подлым удовольствием в голосе. До него тоже дошло.
Он встает: перед ним расстилается огромное поле, усыпанное трупами солдат и обугленными останками тех, кто всего десять минут назад ходил, говорил, жил… Эти люди сражались и умирали ради мэра — в войне, которую он развязал…
И глядя на все это…
Он с улыбкой произносит:
— Вот и твои друзья приняли участие в войне.
Но потом что-то вспороло воздух: оно пронеслось так быстро, что никто не успел увидеть, а в следующий миг душу и разум каждого из Земли сотряс страшный удар — знак того, как дорого будет стоить нам победа. У Бездны оказалось еще более мощное оружие, которым они решили уничтожить всех нас без остатка…
Но больше взрывов не было.
Ударили с судна, что пролетело над нами, показываю я Небу, когда Земля с трудом поднимается на ноги. Он помогает мне встать — взрыв повалил нас обоих, но серьезных ранений у нас нет, только мелкие царапины.
Ударили с судна, что пролетело над нами, показываю я Небу, когда Земля с трудом поднимается на ноги. Он помогает мне встать — взрыв повалил нас обоих, но серьезных ранений у нас нет, только мелкие царапины. Зато вокруг нас все усыпано телами Земли.
Да, с него, кивает Небо.
Мы сразу начинаем готовиться ко второму удару. Небо отдает приказ перестраиваться, а я помогаю относить раненых в лечебные ясли. Почти сразу после взрыва чуть выше по руслу реки вырастает новый лагерь. Это веление Неба: Земле нужно место, чтобы вновь объединить голоса.
При этом лагерь нельзя разбивать слишком далеко. Небо хочет видеть Бездну, несмотря на то что холм разрушен и армия по нему уже не спустится: разве что потихоньку слезать вниз гуськом.
Есть и другие способы, показывает он мне, и я уже слышу послание, которое он передает по Проводникам всей Земле: перестраиваться и начинать движение по неведомым Бездне тропам.
Странно, показывает он часом позже, когда мы наконец позволяем себе отдохнуть и поесть. Второго взрыва до сих пор нет. Они ударили лишь однажды.
Может, у них был всего один заряд? Или они понимают, что их оружие — ничто по сравнению с мощью запертой реки? Если они захотят уничтожить нас, мы выпустим ее на свободу и уничтожим их.
Взаимогарантированное уничтожение, говорит Небо. Слова эти звучат странно и чужеродно. На мгновение он обращается внутрь себя, ища что-то глубоко в голосе Земли. Ища ответы.
А потом встает. Небо должно покинуть Возвращенца.
Покинуть?— показываю я. Но у нас еще столько работы…
Сперва Небо сделает кое-что в одиночку. Так надо.Он видит мою оторопь и добавляет: Встретимся на закате, у моего боевого зверя.
У зверя?— снова удивляюсь я, но он уже уходит, не ответив.
Когда день сходит на нет, я выполняю наказ Неба и иду обратно вдоль пересохшего русла: мимо костров и лечебных яслей, мимо воинов Земли, приходящих в себя после взрыва, готовящих оружие к новой атаке и оплакивающих ту Землю, что погибла в первых сражениях.
Однако Земле надо жить дальше, и выше по реке я встречаю собратьев, которые собирают и перерабатывают обломки для строительства новых биваков: несколько хижин уже поднимаются в затянутое дымом небо. Другие кормят птиц, белогрудок и писарей, которые идут у нас в пищу. Я иду мимо хранилищ зерна и рыбы — после того, как реку осушили, нам удалось полностью восстановить запасы. Я иду мимо Земли, роющей новые выгребные ямы, и мимо группы совсем еще юных, распевающих песни, которые учат их выделять историю Земли из множества голосов и ткать из этой звуковой массы единый глас: отныне он всегда будет напоминать им, кто они такие.
Это песни на языке, который я до сих пор понимаю с трудом — даже когда Земля обращается ко мне медленно, точно к ребенку.
Я бреду сквозь пение, пока не оказываюсь в загоне для боевых зверей.
Бэттлморы.
Для меня они всегда были сказочными существами, и видел я их только в голосах Бремени: во снах и преданиях о войне, которая навек отделила нас от Земли. Если честно, я думал, что это все выдумки и таких огромных грозных зверей либо не существует, либо в действительности они куда меньше и глупее, чем в воспоминаниях Бремени.
Я ошибался. Это величественные и страшные звери. Огромные и с ног до головы белые, если не считать коричневой глиняной брони. Шкура под броней плотная и образует твердые щитки. В ширину бэттлморы почти такие же, как я в длину: на широкой спине можно без труда стоять, и у Земли для этого есть специальные ножные седла.
Самый большой боевой зверь — у Неба. Рог на его спине длиннее, чем я. А рядом расположен второй рог, поменьше — он вырастает только у вожака стада.
Возвращенец, показывает он, когда я подхожу ближе. Это единственное известное ему слово на языке Бремени — от Неба набрался, конечно.