— Я…
Она поднимает руку:
— Ссориться с тобой я не намерена. У нас слишком много важной работы.
Лагерь погрузился в тишину. Люди в столовой замерли на местах и глазеют на меня, не решаясь попросить госпожу Койл отойти в сторонку и выпустить их на улицу. Даже госпожа Форт и госпожа Надари терпеливо дожидаются, пока она уйдет. Как и Тея, они почти не разговаривают со мной — все эти собачонки госпожи Койл, которые никогда бы не посмели заговорить с ней тоном, который позволяю себе я.
Мне кажется, они меня побаиваются.
И, как ни странно, это приятно.
Я смотрю ей в глаза — непоколебимые, суровые.
— Я вам никогда этого не прощу, — тихо говорю я, словно бы только ей. — Никогда. Ни сегодня, ни потом, слышите?
— Пусть не простишь, — так же тихо отвечает госпожа Койл, — но однажды поймешь . — И потом, сверкнув глазами, она растягивает губы в улыбке: — А знаешь, пора придумать тебе какое-нибудь занятие.
Хотя если приглядеться, то можно различить семьи: мужей, жен, отцов и сыновей. Старики загребают меньше земли и работают медленней. Те, что помоложе, им помогают, пытаясь скрыть от нас, что старики не годятся для тяжелого труда. Иногда можно увидеть младенца, привязанного платком к материнской груди. Один высокий самец подгоняет других, а одна маленькая самка обкладывает целебной грязью загноившуюся рану вокруг клейма другой самки, покрупней. Они работают в группах, не поднимая голов, стараясь не попадаться на глаза мне, Дейви и стражникам на стенах.
Все это можно увидеть, если приглядеться.
Но проще не приглядываться.
Лопат мы им дать не можем, понятное дело. Из лопат получается прекрасное оружие, а стражники на стенах начинают нервничать, стоит какому-нибудь спэклу слишком высоко поднять руку. Такшто они роют, носят камни и страдают молча — безгласные, как облака.
А у меня, кстати, есть оружие. Мне вернули винтовку.
Потомушто бежать-то мне теперь некуда.
Виолы нет.
— Живо, живо! — ору я на спэклов. Мой Шум краснеет при мысли о ней.
Я замечаю, что Дейви косится на меня с удивленной ухмылкой. Отворачиваюсь и иду на другой конец участка. На полпути меня останавливает громкое цоканье.
Оглядываюсь по сторонам.
Ну понятно, так я и думал.
Опять 1017-й, стоит и смотрит на меня странным взглядом. Смотрит на мои руки.
Я опускаю глаза и замечаю, что обеими руками крепко вцепился в винтовку.
Когда я вапще успел снять ее со спины?
Хотя спэклской рабочей силы у нас немерено, все равно на строительство такого большого здания — уж не знаю, для чего оно, — уйдет пару месяцев. К тому времени будет разгар зимы, а бараков, которые спэклы должны были строить для себя, никто за них не построил. Вапщето они любят жить под открытым небом, но в зимнюю стужу и спэклам нужно где-то укрываться. Лично я не слышал, чтобы для них приспасобили какое-то другое помещение.
Как бы то ни было, за неделю мы снесли все внутренние перегородки (на два дня опередили график), и ни один спэкл не погиб, правда, без поломанных рук не обошлось.
Травмированных сразу куда-то уводили.
Больше их никто не видел.
К концу второй недели после падения башни мы выкопали почти все нужные траншеи и котлованы для закладки будущего фундамента — мы с Дейви должны будем руководить работой спэклов, хотя ни черта в этом деле не понимаем.
— Па говорит, они сами все отлично умеют, потомушто им пришлось перестраивать город после войны. По этим мордам не скажешь, а?
Он грызет семечки и сплевывает на землю шелуху. С едой последнее время у нас туго — «Ответ» теперь не только взрывает, но еще и грабит склады, — однако Дейви всегда удается что-нибудь раздобыть. Мы сидим на груде камней и смотрим на раскинувшийся под нами большой участок с квадратными ямами, траншеями и грудами камней. Для спэклов свободного места почти не осталось.
Поэтому они жмутся к краям и друг к другу. Но возмущаться не думают.
Дейви сплевывает шелуху:
— Ты что, говорить разучился?
— С чего бы? — выдавливаю я.
— Да ты целыми днями только орешь на рабочих и ворчишь на меня. Так не годится. — Он делает плевок на дальность и точность, попадая аккурат в голову ближайшего спэкла. Тот молча смахивает шелуху и продолжает рыть траншею. — Она тя бросила, — говорит Дейви. — Смирись и живи дальше.
Мой Шум вскидывается.
— Заткнись!
— Да я же в хорошем смысле.
От удивления у меня чуть глаза на лоб не лезут.
— А что? — спрашивает он. — Я просто так сказал… Она же ушла, а не померла или еще чего. — Плевок. — Насколько я помню, она девка боевая, умеет за себя постоять.
В его Шуме всплывает воспоминание о том, как его прошили током на берегу реки. Мне бы улыбнуться, но я не улыбаюсь, потомушто вот она, прямо у него и у меня перед глазами.
Здесь — и не здесь.
(где она?)
(черт, где она?)
Мэр Леджер рассказал, что сразу после падения башни армия двинулась прямиком к океану — якобы по чьей-то наводке.
(по моей? неужели он меня услышал? Я весь горю от этой мысли…)
Но мистер Хаммар и его люди ничего там не нашли — лишь несколько ветхих домов да утлых лодчонок.
Потомушто наводка оказалась ложной.
И от этого я тоже весь горю.
(она мне соврала?)
(нарочно?)
— Господи, ушлепок! — Дейви снова сплевывает. — Да тут ни у когоподружек нет. Они либо в тюрьме сидят, либо раз в неделю бомбы взрывают, либо ходят такими большими группами, что подойти страшно.
— Она мне не подружка, — говорю я.
— Неважно. Я только хотел сказать, что тут все без баб. Смирись уже.
Внезапно в его Шуме поднимается мощная волна какого-то чувства, но он тут же ее смахивает, не дав мне вглядеться.
— Чего уставился? — рявкает он.
— Да ничего…
— Ну и все тогда! — Дейви встает, подбирает с камня винтовку и топает обратно на участок.
Не знаю почему, но 1017-й в конце дня всегда оказывается рядом со мной. Я обычно работаю где-нибудь в дальнем уголке, заканчиваю траншеи. Дейви — ближе к переднему краю, следит за возведением дощатой опалубки для будущего фундамента. Этим должен заниматься и 1017-й, но почему-то, стоит мне поднять голову, он всегда оказывается неподалеку. Сколько раз я уже отсылал его подальше…
Нет, он не отлынивает: исправно роет землю или складывает ее ровными рядками, — но при этом неотрывно пялится на меня, норовя поймать мой взгляд.
И цокает.
Я подхожу к нему, держа руку на прикладе винтовки. Над нашими головами собираются серые тучи.
— Тебе было велено работать у Дейви! — рявкаю я.