— Тогда где он? — спрашивает пузатый.
— О, я здесь!
Мэр делает шаг из тени, в которой просто не мог спрятаться человек: он словно выходит прямо из кирпичной стены, из солнечного света, в котором каким-то чудом растворился.
— Что за черт?.. — пятясь, восклицает пузатый.
— Не черт, — говорит мэр, делая первый шаг в нашу сторону и раскрывая объятия. Солдаты тотчас вскидывают винтовки и прицеливаются в него. Мэр не пытается даже сделать вид, что вооружен.
Но продолжает спокойно идти вперед.
— Нет, не черт, — повторяет он. — Гораздо хуже.
— Стоять! — приказывает ему Тодд. — Эти люди с удовольствием вас пристрелят.
— Знаю, — говорит мэр, замерев на нижней ступеньке перед входом в собор и поставив одну ногу на обломок стены. — Рядовому Фарроу, к примеру, только дай волю. — Он кивает на Ивана. — Он ведь до сих пор точит на меня зуб за несправедливое наказание.
— Заткни пасть, — цедит Иван сквозь зубы, глядя на мэра поверх дула своей винтовки.
— Не смотри ему в глаза, — быстро предупреждает его Тодд. — Все слышали? Не смотрите ему в глаза!
Мэр медленно поднимает руки:
— Так я теперь ваш пленник? — Он обводит долгим взглядом солдат и нацеленные на него винтовки. — Ах да, понял! У вас есть план. Вы задумали раздать людям лекарство и, воспользовавшись их недовольством властью, самим ее захватить. Что ж, оченьумно.
— Все будет не так, — говорит Тодд. — Вы распустите армию и освободите заключенных.
Мэр подносит руку к подбородку и словно погружается в глубокие раздумья.
— Видишь ли, Тодд, людям обычно не нужна свобода, сколько бы они о ней ни болтали. Поэтому все будет иначе: армия сокрушит «Ответ», присутствующих здесь солдат казнят за государственную измену, а мы с тобой и Виолой поболтаем о будущем, как я и обещал.
Раздается громкий треск: Иван передергивает затвор.
— Да неужели?
— Вы наш пленник — и точка, — говорит Тодд, доставая из седельной сумки длинную веревку. — Посмотрим, как отреагирует на это ваша армия.
— Очень хорошо, — отвечает мэр почти весело. — Я, стало быть, должен отправить кого-нибудь из солдат в подвал за лекарством? Видишь, я читаю ваши планы как раскрытую книгу.
Пузатый оглядывается. Тодд кивает ему, и он взбегает по ступенькам ко входу в собор.
— Прямо и вниз, — дает мэр указания. — Путь расчищен.
Тодд берет веревку и идет к мэру мимо наставленных на него дул. Пот с моих ладоней впитывается в поводья.
Все слишком просто…
Слишком…
Мэр послушно протягивает руки, но Тодд медлит — ему не хочется подходить близко.
— Если вздумает что-нибудь устроить, — говорит Тодд стражникам, не оборачиваясь, — сразу стреляйте.
— С удовольствием.
Тодд тянется вперед и начинает обматывать веревкой запястья мэра.
Из собора доносятся шаги. На улицу выбегает запыхавшийся пузатый, его Шум рвет и мечет.
— Ты сказал, что лекарство в подвале, лейтенант !
— Так и есть. Я сам видел.
Пузатый трясет головой:
— Нет там ничего. Пусто!
Тодд переводит взгляд на мэра:
— Значит, вы его перенесли. Куда?
— А если я не скажу? Пристрелишь меня?
— Я только «за», — говорит Иван.
— Куда вы перенесли лекарство ? — властным, грозным голосом переспрашивает Тодд.
— Куда вы перенесли лекарство ? — властным, грозным голосом переспрашивает Тодд.
Мэр поднимает взгляд на него, затем обводит им солдат и наконец смотрит на меня.
— Больше всего я переживал за тебя, — ласково произносит он. — Как твои ножки? Ты уже можешь ходить?
— Не смейте на нее смотреть! — говорит Тодд, подходя ближе. — Я сказал не сметь!!!
Мэр снова улыбается, все еще протягивая вперед руки, слабо обмотанные веревкой.
— Ладно, я вам скажу. — По-прежнему улыбаясь, он окидывает взглядом солдат. — Я его сжег. После того как нас покинули спэклы, я рассудил, что нужды в лекарстве больше нет, и сжег все до последней пилюли, и фабрики тоже. А потом и лабораторию взорвал, свалив вину на террористов.
Наступает потрясенная тишина. Издалека доносится РЁВармии, которая марширует по дороге и неминуемо приближается к цели.
— Лжец! — наконец выдавливает Иван, шагая к мэру с поднятой винтовкой. — И дурак, между прочим.
— У вас же нет Шума, — говорит Тодд. — Значит, вы сожгли не все.
— Ах, Тодд, сынок! — восклицает мэр, качая головой. — Я никогда не принимал лекарство!
Снова воцаряется тишина. Я слышу, как в Шуме солдат поднимаются подозрения. Некоторые даже пятятся, испытывая страх перед сверхъестественными способностями мэра, перед его силой. Может, он в самом деле научился управлять своим Шумом. И если это так…
— Он лжет, — говорю я, вспоминая слова госпожи Койл. — Он Король Вранья!
— Наконец-то ты перестала называть меня мэром.
Тодд осторожно толкает его рукой:
— А ну говорите, где оно!
Мэр пошатывается на ступеньках, но тут же восстанавливает равновесие и снова обводит нас взглядом. Шум всех присутствующих вздыбливается, и особенно Шум Тодда. Он громко скрежещет и полыхает огнем.
— Я вам не лгу, джентльмены, — говорит мэр. — Если соблюдать дисциплину. Шум действительно можно контролировать. Его можно заглушить. А можно использовать в каких-нибудь целях.
Я — круг, круг — это я.
Непонятно, от кого исходят эти слова — от мэра…
Или от Тодда.
— Ну все, с меня хватит! — кричит Иван.
— Знаете, рядовой Фарроу, — спокойно говорит мэр, — с меня тоже.
И наносит первый удар.
Потомушто солдаты начинают палить из всех ружей по мэру…
А я стою рядом с ним…
— Тодд! — кричит Виола, но выстрелы все гремят, а солдаты орут… я качусь по гравию, сдирая локти в кровь, и вижу: капрал Пузан стоит на коленях перед Ангаррад, схватившись за голову, вопит во все горло, а Виола смотрит на него недоумевающим взглядом. Еще один стражник упал на спину и впился пальцами в глаза, словно хочет их вырвать, а третий лежит без сознания лицом вниз. Двое других уже мчатся что есть духу по улице.
Шумовые пули летяг от мэра в разные стороны — они гораздомощнее и громче, чем раньше.
Даже громче чем тогда, на Арене Вопросов.
Громче настолько, что разом укладывают пятерых.
Только Иван по-прежнему стоит на ногах, одной рукой схватившись за ухо, а второй пытаясь прицелиться в мэра. Но дуло опасно покачивается…
БАХ!
Пуля врезается в землю прямо у меня перед носом, засыпая глаза пылью и комьями земли…
БАХ!
Еще одна отлетает от камней и уходит вглубь собора…
— Иван! — ору я.