Лучше на одну секунду сбросить его сразу на десять g.Она знала — двигатели это способны дать. Такой маневр команде не повредит — она спит в своих противоперегрузочных коконах. Не повредит он и ей — она лишь увидит, как резко замедлится бег стенок корабля, пролетающих мимо нее.
А вот Нагорный — он почти беззащитен.
Реализация решения далась ей не просто. Рев воздуха в шахте лифта почти заглушал ее голос, когда она отдавала приказ через браслет. Потом наступил страшный момент, когда корабль, казалось, не желал обращать внимание на ее слова. А дальше наступило блаженство: он покорно выполнил приказ.
Позже Вольева обнаружила Нагорного. Пиковое ускорение в течение одной секунды вообще-то не было бы фатальным, но Вольева сбросила скорость не за один прием, а методом проб и ошибок, причем каждый импульс швырял Нагорного между полом и потолком палубы.
Сама Вольева тоже была ранена. Столкновения со стенами шахты стоили ей сломанной ноги. Правда, нога потом срослась, остались лишь мрачные воспоминания о боли. Она помнила, как пользовалась лазерной кюреткой, чтобы отделить голову Нагорного, зная, что еще предстоит удаление вживленных в его мозг датчиков. Датчики были тоненькие, крохотные, выращенные в ходе трудоемкого процесса на молекулярном уровне. Ей очень не хотелось, чтобы кто-то мог этот процесс потом продублировать. Вот теперь и пришло время их удалить. Она вынула голову Нагорного из шлема, погрузила ее в жидкий азот. Затем сунула руки в две пары рукавиц, висевших среди прочих инструментов над рабочим столом. Крошечные блестящие инструменты тут же пришли в движение и сами опустились на поверхность черепа, готовые трепанировать его, а потом зашить с невиданной точностью. Однако до того, как череп будет скреплен, Вольевой предстояло заменить настоящие датчики на фальшивые, с тем, чтобы, если кому-нибудь пришло в голову осуществить новое расследование, никто не заметил бы отсутствия датчиков.
Голову тоже, конечно, придется пришить, но тут особо спешить не приходилось. К тому времени, когда остальные проснутся и узнают, что произошло с Нагорным, вернее, когда они узнают то, что она захочет, чтоб они узнали, то наверняка у них не возникнет особого желания рассматривать тело слишком внимательно. Конечно, проблема может возникнуть с Суджикой — ведь она и Нагорный были любовниками до тех пор, пока Нагорный не обезумел.
Как и многие другие до нее, Илиа Вольева считала, что проблемы надо решать по мере их возникновения.
А пока ее инструменты глубоко врезались в голову Нагорного в поисках того, что принадлежало ей. И тут ей пришла мысль: кем же его заменить?
Конечно, замена должна быть не из тех, кто сейчас на борту. Впрочем, на орбите Йеллоустона она наверняка отыщет какого-нибудь волонтера.
— Ящик, а не становится ли у нас тут жарковато?
Его голос пришел к ней чуть дрожащим и глухим из-за массивных домов, громоздившихся над головой.
— Так жарко, что мы можем раскалиться добела, малышка. Держись и смотри, не потеряй свои отравленные дротики.
— Да, кстати, о них, Ящик… Я…
Хоури шнырнуло в сторону, когда трое нью-комузо промаршировали мимо нее в своих, похожих на баскетбольные корзины, плетеных шлемах. Шакухачи — бамбуковые флейты — рассекали воздух перед ними, подобно тростям марионеток. Испуганная стая обезьянок-капуцинов рассеялась и попряталась в тени.
— Я хочу сказать, — продолжала она, — что, если я подстрелю кого-нибудь постороннего?
— Ничего страшного, — отозвался Нг. — Этот яд намертво привязан к биохимии Тараши. Любой другой получит от твоего выстрела лишь довольно неприятную сквозную рану.
— А если это будет клон Тараши?
— Ты полагаешь такой вариант возможным?
— Просто спрашиваю, — ей показалось странным, что Ящик внезапно так всполошился.
— Во всяком случае, если у Тараши есть клоны и мы одного из них по ошибке пристрелим, то это будет их проблемой, а не нашей. Все это записано в контракте. Как-нибудь почитай его на досуге.
— Только в том случае, если меня заест тоска, — ответила Хоури. — Тогда, может, и решусь попробовать.
И замерла, так как все вокруг внезапно изменилось. Нг смолк, вместо его голоса возникла четкая пульсация. Пульсация не была чрезмерно громкой, но было в ней что-то зловещее, что-то вроде эхолокационных импульсов хищника. За последние полгода Хоури слышала эту пульсацию не меньше десятка раз, и каждый раз она означала, что Хоури приближается к цели. Значит, Тараши находится от нее на расстоянии не больше пятисот метров. Этот факт, соотнесенный со временем появления пульсации, говорил, что Тараши находится внутри Монумента.
С этого момента Игра становилась обычно всеобщим достоянием. Тараши это тоже было известно — такой же приборчик, как у нее, был имплантирован и ему в одной из тайных клиник Кроны. Он генерировал в мозгу Тараши сходные импульсы. По всему Чазм-Сити множество информационных сетей, специализирующихся на Игре Теней, уже посылают свои мобильные группы к тому месту, где готовится убийство. Счастливчики уже должны быть совсем рядом.
По мере приближения Хоури к Монументу пульсация становилась напряженнее, но напряженность нарастала не быстро. Вероятно, Тараши находился где-то над ней, так что расстояние между ними менялось мало.
Нижняя часть постамента, на котором покоилось основание здания, была покрыта трещинами, образовавшимися в результате оползня, так как Монумент стоял вблизи Провала. В свое время в постаменте и ниже его находился торговый комплекс, но туда проникли подземные воды. Самые нижние уровни были затоплены, провалившиеся пешеходные дорожки и лестницы уходили в коричневую воду. Пирамида Монумента поднималась над затопленной площадью и основанием благодаря наличию еще одной, меньшей, перевернутой пирамиды, врезанной в материнские породы. Там и находился единственный вход в Монумент. Теперь, если ей удастся проникнуть в здание, Тараши может считать себя стопроцентным мертвяком. Чтобы достичь этого, Хоури надо было перейти мостик, сооруженной над затопленной площадью, но тогда она будет хорошо видна засевшему внутри Монумента человеку. А любопытно бы узнать, о чем думает сейчас ее будущая жертва?
В своих снах Хоури нередко видела одно и то же: почти обезлюдевший город, где ее преследует неутомимый охотник. Но Тараши переживал это же наяву. Она вспомнила, что в ее снах охотник никогда не спешил, что и было главным источником ее страха. Она мчалась, спасая свою жизнь, она бежала на подгибающихся ватных ногах сквозь вязкий густой воздух, а охотник передвигался с медлительностью, порожденной спокойствием и мудростью.
Когда Хоури пересекла мост, пульсация стала более частой. Почва под ногами стала влажной и хлюпала. Временами пульсация прекращалась, потом возникала снова — доказательство того, что Тараши перемещается внутри Монумента. Теперь ему уже не уйти. Может, он рассчитывает завести ее на крышу Монумента? Но если он надеется воспользоваться там воздушным транспортом, то это будет нарушением контракта. А в гостиных Кроны это считается более постыдным, чем легкая смерть от пули охотника.
Она вошла в атриум внутри перевернутой пирамиды-подставки. Там было темно, и глазам пришлось привыкать к слабому освещению. Хоури достала из-под пальто ружье с отравленными пулями. На случай, если Тараши надеется бежать, проверила вестибюль. В том, что Тараши тут не оказалось, не было ничего удивительного. Атриум пуст. Видны отчетливые следы мародеров. Лупит по металлу дождь. Хоури внимательно всматривалась во множество запыленных, оббитых скульптур, свисающих на медных кабелях с потолка. Некоторые из них обрушились на мраморную террасу, острые металлические крылья птиц воткнулись в пол. Пыль, похожая на известь, покрывала их маховые перья.