Все это он получил от Станниса Баратеона ценой нескольких пальцевых суставов. И это даже справедливо – ведь Давос всю свою жизнь плевал на королевские законы. Станнис заслужил его преданность. Давос потрогал ладанку, висящую на кожаном шнурке, обвитом вокруг шеи. Свои отрубленные пальцы он носил с собой на счастье, и сейчас счастье требовалось ему, как никогда. Как и всем нам, а пуще всего – лорду Станнису.
Пламя лизало серое небо, и клубился черный дым. Когда ветер нес его на людей, они мигали и терли глаза. Аллард отвернулся, кашляя и ругаясь. «Это вкус грядущего, – думал Давос. – Многому еще суждено сгореть в огне до конца войны».
Мелисандра, в алых шелках и кровавом бархате, с глазами красными, как рубин у нее на шее, изрекла:
– В древних книгах Асшая сказано, что придет день после долгого лета, когда звезды прольют кровь и холодное дыхание тьмы коснется мира. В этот страшный час некий воин вынет из огня пылающий меч, и меч этот будет Светозарным, Красным Мечом Героев, и тот, кто владеет им, будет новым Азором Ахай, и тьма расступится перед ним. – Она возвысила голос, чтобы слышали все и каждый. – Азор Ахай, возлюбленный Рглором! Воин Света, Сын Огня! Приди, твой меч ждет тебя! Приди и возьми его!
Станнис Баратеон шагнул вперед, как солдат, идущий в бой. Оруженосцы последовали за ним. Сын Давоса Деван надел на правую руку короля толстую стеганую рукавицу. На мальчике был кремовый дублет с вышитым на груди огненным сердцем. Бранен Фарринг, одетый так же, накинул на плечи Станнису жесткий кожаный плащ. За спиной у Давоса нестройно зазвенели колокольчики.
– На дне морском от огня идет не дым, а пузырьки, а пламя там зеленое, синее и черное, – пропел Пестряк. – Я знаю, я‑то знаю.
Король, сцепив зубы и завернувшись в кожаный плащ, сунул руку в огонь. Пальцами, защищенными рукавицей, он схватил меч, пронзающий сердце Матери, и сильным рывком выдернул его из горящего дерева. Он поднял меч, и вокруг раскаленной вишневой стали вспыхнуло зеленое, как яшма, пламя. Охрана бросилась гасить затлевшую кое‑где одежду короля.
– Огненный меч! – воскликнула королева Селиса, а сир Акселл Флорент и другие ее приближенные подхватили крик. – Огненный меч! Он светится! Светится! Огненный меч!
Мелисандра воздела руки.
– Смотрите! Нам был обещан знак, и вот мы видим его! Вот он. Светозарный! Азор Ахай вернулся к нам! Слава Воину Света! Слава Сыну Огня!
В ответ послышались нестройные крики. Рукавица Станниса загорелась. Выругавшись, король сунул меч острием в землю и сбил огонь о бедро.
– Властитель, озари нас светом своим! – воззвала Мелисандра.
– Ибо ночь темна и полна ужасов, – отозвалась Селиса и ее присные. «Может, и мне надо сказать эти слова? – подумал Давос. – Входит ли это в мой долг перед Станнисом? Его ли это бог на самом деле?» Обрубленные пальцы свело судорогой.
– Станнис снял рукавицу и бросил ее наземь.
Боги в костре стали совсем уже неузнаваемыми. У Кузнеца отвалилась голова, подняв столб искр и пепла. Мелисандра запела что‑то по‑асшайски – голос ее поднимался и опадал, как прибой. Станнис, скинув прожженный кожаный плащ, молча слушал ее. Светозарный, воткнутый в землю, еще светился тускло‑красным огнем, но зеленое пламя уже угасало.
Когда женщина допела свою песнь, от богов остались одни головешки, и терпение короля истощилось. Он взял королеву под локоть и повел обратно в замок, оставив Светозарный торчать в земле. Красная женщина задержалась, наблюдая, как Деван и Брайан Фарринг заворачивают обожженный, почерневший меч в королевский кожаный плащ. «Не больно‑то он красив теперь, Красный Меч Героев», – подумал Давос.
Несколько лордов тихо переговаривались в подветренной от костра стороне.
Заметив, что Давос смотрит на них, они умолкли. Если Станнис падет, они и меня уничтожат в тот же миг. Давос не примыкал ни к ним, ни к людям королевы – честолюбивым рыцарям и мелким лордам, которые объявили себя приверженцами Владыки Света и тем завоевали милость леди – нет, королевы, запомни это! – Селисы.
Костер начал гаснуть, когда Мелисса и оруженосцы удалились с драгоценным мечом. Давос с сыновьями присоединился к толпе, идущей к берегу и кораблям.
– Деван держится молодцом, – заметил отец.
– Рукавицу не уронил – и то ладно, – согласился Дейл.
– Что это за огненное сердце у него на груди? – спросил Аллард. – Эмблема Баратеонов – коронованный олень.
– Лорд может выбрать себе не одну, а несколько эмблем, – ответил Давос.
– Скажем, черный кораблик и луковицу – да, отец? – улыбнулся Дейл.
Аллард пнул подвернувшийся под ноги камень.
– Иные бы взяли нашу луковицу… и огненное сердце в придачу. Дурное это дело – сжигать Семерых.
– С каких пор ты стал такой набожный? – осведомился Давос. – Что может смыслить сын контрабандиста в божественных делах?
– Я сын рыцаря, отец. Если ты не будешь об этом помнить, то и никто не будет.
– Сын рыцаря. Но не рыцарь. И не станешь им, если будешь мешаться в дела, которые тебя не касаются. Станнис – наш законный государь, и нам не подобает приставать к нему с расспросами. Мы водим его корабли и выполняем его приказы – вот и все.
– Если уж речь об этом, отец, – сказал Дейл, – мне не нравятся бочки, которые прислали мне на «Ярость». Зеленая сосна – вода в них сразу испортится.
– Я получил такие же для «Леди Марии», – подтвердил Аллард. – Все мореное дерево забрали люди королевы.
– Я поговорю об этом с королем, – пообещал Давос. Лучше уж он сам, чем Аллард. Его сыновья хорошие бойцы, а моряки и вовсе отменные, но с лордами говорить не умеют. «Они низкого рода, как и я, но не любят, когда им напоминают об этом. Глядя на наш герб, они видят только черный корабль, гордо летящий по ветру, а на луковицу закрывают глаза».
На памяти Давоса в их гавани никогда еще не было так многолюдно. На каждом причале грузили провизию, и все гостиницы кишели солдатами, которые пили, играли в кости или высматривали шлюх. Напрасная надежда – таких женщин Станнис на свой остров не допускал. У берега теснились корабли – боевые галеи и рыбачьи лодки, крепкие карраки и плоскодонные барки. Лучшие места для стоянки занимали самые крупные корабли: флагман Станниса «Ярость» покачивался между «Лордом Стефороном» и «Морским оленем». Рядом стояли серебристая «Гордость Дрифтмарка» лорда Велариона с тремя своими сестрами, нарядный «Красный коготь» лорда Селтигара, статная «Меч‑рыба» с длинным железным носом, в море на якоре «Валирийка» Салладора Саана возвышалась среди двух дюжин более мелких полосатых лисских галей.
Обветшалая гостиница стояла в конце каменной пристани, где были причалены «Черная Бета», «Дух» и «Леди Мария» с полудюжиной других галей на сотню и меньше весел. Давосу захотелось пить. Он расстался с сыновьями и направил свои стопы к гостинице. У входа в нее торчала горгулья в половину человеческого роста. Дожди и соль сильно попортили ее, но они с Давосом были старые друзья.
– Будь здорова, – шепнул он, проходя внутрь, и потрепал ее по каменной голове.
В шумной харчевне Салладор Саан ел виноград из деревянной чащи. Увидев Давоса, он махнул ему рукой.
– Садись со мной, сир рыцарь.