Даже глаза у нее были красные… зато кожа, безупречно гладкая, без единого изъяна, светилась молочной белизной. Стройная женщина, грациозная, выше большинства рыцарей, полногрудая, с тонкой талией и сердцевидным лицом. Мужские взоры подолгу задерживались на ней, и мейстеры не были исключением. Многие находили ее красавицей. Но она не была красивой. Красной была она – красной и страшной.
– Б‑благодарю вас, миледи.
– Человек вашего возраста должен смотреть, куда идет. Ночь темна и полна ужасов.
Это слова из ее молитвы, вспомнил мейстер. «Ничего, у меня своя вера», – подумал он и сказал ей:
– Только дети боятся темноты. – Но не успел он это произнести, Пестряк снова завел свою песню:
– Тени собрались и пляшут, да, милорд, да, милорд.
– Вот вам и загадка, – сказала Мелисандра. – Умный дурак и глупый мудрец. – Она подобрала с пола колпак Пестряка и нахлобучила его на голову Крессену. Колокольчики тихо зазвенели. – Корона под стать вашей цепи, лорд мейстер. – Мужчины за столами смеялись.
Крессен, сжав губы, попытался побороть свою ярость. Она думает, что он слаб и беспомощен, но еще до конца ночи она убедится в обратном. Стар он или нет, он остается мейстером Цитадели.
– Мне не нужно иной короны, кроме истины, – сказал он, снимая дурацкий колпак с головы.
– В этом мире есть истины, которым не учат в Староместе. – Мелисандра отвернулась от него, взметнув красными шелками, и вернулась за высокий стол, где сидел король Станнис со своей королевой. Мейстер отдал рогатый колпак Пестряку и последовал за ней.
На его месте сидел Пилос.
Старик уставился на него и наконец произнес:
– Мейстер Пилос, вы… вы не разбудили меня.
– Его величество приказал вас не тревожить. – У Пилоса хватило совести покраснеть. – Он сказал, что вы ему здесь не понадобитесь.
Крессен оглядел рыцарей, капитанов и лордов. Вот пожилой и унылый лорд Селтигар в мантии, расшитой красными крабами. Вот красивый лорд Веларион в шелке цвета морской волны – белый с золотом морской конек у него на шее хорошо подходит к его длинным светлым волосам. Лорд Бар Эммон, толстый четырнадцатилетний юнец, запеленат в пурпурный бархат, подбитый мехом белого котика. Сир Акселл Флорент не стал красивее даже в пышном красновато‑коричневом наряде с лисьим мехом, набожный лорд Сангласс носит лунные камни на шее, запястьях и пальцах, лисский капитан Салладор Саан блещет красным атласом, золотом и каменьями. Только сир Давос одет просто, в бурый дублет и зеленую шерстяную мантию, и только сир Давос смотрит на него с жалостью.
– Ты слишком стар и бестолков, чтобы быть мне полезным. – Похоже на голос лорда Станниса – но нет, не может этого быть. – Отныне моим советником будет Пилос. Он уже занимается воронами, поскольку ты больше не можешь взбираться на вышку. Я не допущу, чтобы ты уморил себя у меня на службе.
Мейстер Крессен заморгал. «Станнис. Мой лорд, мой грустный угрюмый мальчик, не делай этого. Разве ты не знаешь, как я заботился о тебе, жил ради тебя, любил тебя, несмотря ни на что? Да, любил, больше, чем Роберта или Ренли, ибо ты был нелюбимым ребенком и больше всех нуждался во мне».
– Как вам будет угодно, милорд, – сказал Крессен вслух, – но я… я голоден. Позволено ли мне будет занять место за вашим столом? – (Рядом с тобой, где я сидел всегда…)
Сир Давос поднялся со скамьи:
– Мейстер окажет мне честь, если сядет рядом со мной, ваше величество.
– Дело твое. – Станнис отвернулся и сказал что‑то Мелисандре, сидевшей на почетном месте, по правую руку от него.
Леди Селиса сидела по левую руку, и ее улыбка не уступала блеском ее драгоценностям.
«Сир Давос сидит слишком далеко, – уныло подумал Крессен. – Добрая половина лордов‑знаменосцев отделяет контрабандиста от высокого стола. Надо сесть поближе, к ней, если я хочу бросить душителя в ее чашу, но как?»
Пестряк скакал вокруг мейстера, пока тот совершал свой медленный путь вокруг стола к Давосу Сиворту.
– Здесь мы едим рыбу, – весело сообщил шут, размахивая своим дурацким жезлом, – а на дне морском рыбы едят нас. Я знаю, я‑то знаю.
Сир Давос подвинулся, освобождая место на скамье.
– Нам всем бы сегодня следовало облачиться в дурацкий наряд, – проворчал он, когда мейстер сел рядом, – потому что мы собираемся свалять большого дурака. Красная женщина углядела в пламени победу, и Станнис вознамерился действовать, невзирая на то, сколько нас. Боюсь, что еще до конца этой затеи мы все увидим то, что повидал Пестряк, – морское дно.
Крессен спрятал руки в рукавах, как будто для того, чтобы погреть их, и нащупал кристаллы под шерстью.
– Лорд Станнис.
Станнис повернулся к нему, но первой ответила леди Селиса:
– Король Станнис. Вы забываетесь, мейстер.
– Он стар и слабеет разумом, – ворчливо сказал ей король. – В чем дело, Крессен? Говори.
– Если вы собираетесь выйти в море, вам необходимо объединиться с лордом Старком или леди Аррен…
– Я ни с кем не намерен объединяться.
– Не более, чем свет объединяется с тьмой. – Леди Селиса взяла мужа за руку. Станнис кивнул:
– Старки хотят украсть половину моего королевства – как Ланнистеры украли мой трон, а мой родной братец – крепости и мечи, принадлежащие мне по праву. Все они узурпаторы и враги мне.
«Я потерял его», – в отчаянии подумал Крессен. Если бы можно было как‑нибудь незаметно подобраться к Мелисандре и к ее чаше… всего на один миг.
– Вы законный наследник вашего брата Роберта, истинный государь Семи Королевств, король андалов, ройнаров и Первых Людей, – отважно произнес мейстер, – но при всем при том не можете надеяться на победу, не имея союзников.
– У него есть союзник, – заявила леди Селиса. – Рглор, Владыка Света, Пламенное Сердце, Бог Огня и Тени.
– Боги – союзники в лучшем случае ненадежные, – не уступал старик, – а этот здесь и вовсе бессилен.
– Вы так думаете? – Леди Мелисандра повернула голову, и ее рубин сверкнул, став на миг ярким, как комета. – За такие умные речи вас следует снова увенчать вашей короной.
– Да, – согласилась леди Селиса, – короной Пестряка. Она тебе в самый раз, старик. Надень ее снова. Я приказываю.
– На дне морском головных уборов не носят, – вмешался Пестряк. – Я знаю, я‑то знаю.
Лорд Станнис насупил свои тяжелые брови и стиснул зубы, молча двигая челюстью. Он всегда стискивал зубы, когда сердился.
– Дурак, – сказал он наконец, – исполни приказ моей леди‑жены. Отдай Крессену свой колпак.
«Нет, – подумал старый мейстер. – Ты не мог сказать такого. Ты всегда был справедлив и при всей своей суровости никогда не был жестоким. Ты ни над кем не насмехался – ведь ты не знаешь, что такое смех».
Пестряк запрыгал к нему, звеня колокольчиками: динь‑дон, клинь‑клон, бим‑бом‑бом. Мейстер сидел молча, пока дурак надевал свой рогатый колпак ему на лоб. Его голова поникла под тяжестью жестяной кепки, и колокольчики звякнули.
– Пусть теперь поет, когда захочет дать совет, – сказала леди Селиса.