А когда Вика, чтобы лишний раз не обращаться к нему, сама тянулась за чем-нибудь через стол, наклоняясь и ослабляя натяжение синей материи, оценивающий взгляд немедленно опускался и полз ей за вырез платья. Шизоид словно прикидывал, стоит ли вообще с ней связываться. От этого взгляда ей хотелось ссутулиться.
Витька же, причесанный и, кажется, благоухающий одеколоном, оказался к ее удивлению опять вместе с Алечкой, – оживленной, все время подсовывающей к нему свое личико, – и при взгляде на них у Вики подскакивала температура. Очень уж они непринужденно смеялись и, на взгляд Вики, очень уж откровенно соприкасались друг с другом. Причем, Алечка выглядела сегодня просто великолепно: в новой прическе с пружинящими вдоль щек упругими локонами, в новом бархатном платье с какими-то вспененными на плечах рюшечками, с бронзовой старинной висюлькой, продавливающей ткань между грудей. А когда она хохотала (что явно старалась делать, как можно чаще), чисто по-женски взирала на Витьку с преувеличенным восхищением. Витька же при этом просто надувался от удовольствия. Не доходило, видимо, до дурака, что его завлекают.
Черт его знает, как нехорошо получилось.
И еще хуже стало, когда они все пошли танцевать. Распоряжался здесь Рюша, как дирижер, взмахивающий указательным пальцем. Еще бы, староста класса, привык в школе командовать. Алечка, как вцепилась в Витьку, так больше его и не отпускала. Даже в коротких паузах ревниво и, видимо, цепко придерживала за локоть. Боялась, что ли, что отобьют его, кура такая. Перетаптываясь с огрузневшим Шизоидом, Вика это хорошо видела. И опять у нее, как при гриппе, толчками подскакивала температура. Временами ее даже немного знобило. А Шизоид, по-видимому, уже изрядно наклюкавшийся (водку-то он хряпал и в самом деле, как взрослый мужик), бормотал что-то невнятное, однако вполне однозначное: Нормальный оттяг… Ну чего ты?.. Насчет перепихнуться… – Что означает последнее слово, Вика догадывалась. Дыша в ухо и шею, Шизоид лапал ее достаточно откровенно, – прижимал к себе так, что сплющивались набухшие груди. Вика, чуть отклоняясь, все же особо не сопротивлялась. Обниматься с Шизоидом было, как обниматься с деревом: некоторая стесненность движений, неловкость от того, что могут заметить другие. Ничего больше. Она его даже не слушала. И только когда Шизоид, бухнув мясистой ладонью по выключателю, откровенно в образовавшемся полумраке просунул ей пальцы меж пуговиц – засопев от избытка эмоций так, что даже перекрыл музыку, Вика холодно и расчетливо впилась ему ногтями в запястье.
Шизоид охнул и, шипя, затряс рукой в воздухе.
– Ну ты чего?.. – сказал он. – Ну ты, Савицкая, знаешь, бревном трахнутая…
– А не лезь, куда не просят, – объяснила Вика.
– Ты, вообще, спасибо скажи, что я тобой занимаюсь…
– Спасибо, – хмыкнув, сказала Вика.
– Ладно, не выпендривайся, иди сюда…
– Не трогай меня!
– Ну че ты, ну че ты, ну ты чего?..
Ухватив Вику за локти, Шизоид тянул ее, пригибая, в ближайший угол. Вырваться не удавалось, пальцы у него будто одеревенели. Вика уже примеривалась, чтобы съездить ему свободной рукой по бугристой физиономии, но тут, к счастью, откуда-то из темноты вынырнул вездесущий Рюша и, немедленно вклинившись между ними, приобнял Шизоида, чтобы тот не слишком качался.
– Старик, какие вопросы? Пойдем выпьем!..
– А чего она? – громко, на всю комнату вопросил Шизоид. – Я к ней – путем, а она – царапаться…
– Никаких вопросов, старик, сейчас – по двадцать пять капель!..
– Кикимора вздрюченная!..
– Ну все, все, старик!..
Они забултыхали к разгромленному столу.
И тут Вику точно ударило.
.
– Ну все, все, старик!..
Они забултыхали к разгромленному столу.
И тут Вику точно ударило. Ее вдруг пронзила догадка, что Шизоида пригласили на вечеринку исключительно для нее. Этого придурка лохматого, это тупое косноязычное чучело, этого второгодника, – только, чтобы он ей занялся.
Видимо, никто больше не захотел.
И догадка эта была настолько невыносима, что, сжигаемая ее ядовитым, почти смертельным огнем, Вика решительно пересекла комнату, наступив, кажется. на чью-то ногу, втиснулась в угол, где за торшером устроились счастливые Витька с Алечкой, разобралась кто есть кто в этом переплетении и предложила, веселостью заглушая то злобное, что начинало в ней прорастать:
– Пойдем, Витек, потанцуем!..
Лицо у Витьки стало несколько озадаченное. Он как бы не очень понимал, о чем речь.
– Э-э-э… – не сразу ответил он. – Да… Конечно… Потом… Сейчас – не хочется… Ты извини, Савицкая, я тут – разговариваю…
От него действительно пахло одеколоном.
Алечка, опустив голову, рассматривала поблескивающий перламутровый маникюр.
Она словно отсутствовала.
– Ну пойдем-пойдем, что значит «не хочу2? – нервничая, сказала Вика.
– Нет, правда, Савицкая… Извини…
Искательная улыбка, отвислые, будто у пса, широкие губы. Вика не помнила, как она выбралась обратно, из-за торшера. Вечеринка начала распадаться на несвязанные друг с другом фрагменты. Она посидела немного с Рюшей, который словоохотливо объяснил ей, что Шизоид – человек, в общем-то неплохой, здоровый рабочий материал, из него можно лепить все, что хочешь… – Если, конечно, тебе охота лепить из дерьма, – заметила Вика. Потом выпила немного вина и даже поцеловалась с Виталиком, которому принадлежала квартира. Тот вдруг вспыхнул энтузиазмом и начал рассказывать о своей коллекции бабочек: собирал ее, боже мой, чуть ли не с пяти лет, предложил немедленно показать самые редкие экземпляры, махаона какого-то, который в этих местах вообще не водится. Вика уловила в его словах определенный подтекст и потому отказалась. Объяснила, что побаивается этих всех насекомых. Про себя, однако, подумала, что не хватает еще инцидента с Виталиком. Он что, тоже рассматривает ее как легкую и необременительную добычу? Вику это коробило, но тем не менее приходилось считаться с неприятной реальностью. Именно так ее, видимо, здесь и рассматривают. И, наконец, она снова потанцевала с уже отмякшим Шизоидом. Причем, Шизоид на этот раз держался уже вполне прилично. Двадцать пять капель явно пошли ему на пользу. Он ее больше не лапал и даже когда пошатывался, не пытался прижаться. Напротив, вполне откровенно, хотя и путано объяснил, что ничего, собственно, такого в виду не имел. Мы ведь для чего собрались? Мы ведь, елы-палы, для этого и собрались. Ну не хочешь, не надо, ну ладно, ходи голодная.
Какой-то музыкальной волной их вынесло в коридор, а потом – в небольшой закуточек, в конце его, наподобие глухого чулана, где от ночничка-циклопа, матово тлеющего на стене, разбегались во все стороны скользкие стеклянные отражения. Вика догадалась, что это и есть коробки с коллекциями. Бабочки были ужасно распялены на иголках. А под ними, сгрудившись на нескольких беспорядочно поставленных стульях, сидели – Рюша, Виталик и угадывающийся по шевелюре Серега-охматый. В центре же этого довольно странного полукруга расположилась Лерка, небрежно закинувшая ногу на ногу. Плечами она изогнуто привалилась к стене, а пальцами, сжатыми в кулаки, зачем-то держала верхние отвороты блузки.
Вика не понимала, чего это они здесь скопились.
Но в тот момент, когда Шизоид, тоже, вероятно, заинтригованный, пропихнул ее внутрь и сам стал сзади, Рюша дернув на вошедших ушами, напряженно поинтересовался:
– Ну что? Слабо?
– Не слабо, а смысла не вижу, мальчики, – сладко улыбаясь ответила Лерка.