Волноваться я уже перестал и с невозмутимостью, удивившей даже меня самого, принял управление кораблём. Аномалия оказалась не так страшна, как я ожидал, и мне без особых усилий удавалось вести «Марианну» по курсу. Именно сейчас, когда энергетические завихрения в вакууме раз за разом пытались швырнуть фрегат то в одну, то в другую сторону, я испытывал необыкновенный душевный подъём. Я не знал, доволен ли моими действиями Павлов, и в данный момент меня это мало интересовало. Я вёл корабль и наслаждался этим. Это был настоящий межзвёздный корабль, и я наконец-то почувствовал себя настоящим пилотом. А в более широком смысле - космоплавателем. Именно так, не иначе. Прошло уже более пяти столетий, как был создан первый сверхсветовой привод, но люди до сих пор не придумали единого названия для всех, чья профессия - космические полёты. Их называют и астронавтами, и космонавтами, и звездолётчиками, и космолётчиками. Но ближе всего - космоплаватели. Ведь мы, по сути, моряки-подводники, а наша стихия - глубины Моря Дирака…
Через час с небольшим мы покинули пределы аномалии, и корабль вновь пошёл ровно. Томассон обратился к Веберу:
-Навигатор, коррекция курса нужна?
-Похоже, что нет, шкипер.
-Похоже?
-Я уверен, сэр.
Командор в задумчивости потёр свой гладко выбритый подбородок.
-И всё же проверим. Штурман, переключить привод в холостой режим. Оператор - подъём в апертуру.
-Привод приостановлен, - отчитался я.
-Начинаю подъём, - сообщила Топалова.
В инсайде мы были почти слепы. Надёжные ориентиры отсутствовали (аномалии нельзя было считать надёжными ориентирами), и нам приходилось полагаться лишь на чисто математические расчёты, производимые компьютером. Однако со временем погрешность расчётов накапливалась, поэтому периодически требовался подъём в апертуру для определения точного местонахождения по электрослабым отражениям звёзд.
Всё это, впрочем, относилось к длинным отрезкам пути в несколько десятков светолет. Ну и ещё, конечно, коррекция производилась при подлёте к системе назначения. Однако до Тау Кита оставалось ещё добрых два световых года, так что было ясно - Томассон решил убедиться, что я ничего не напортачил при прохождении аномалии.
Когда мы пересекли критический уровень десять в двадцать седьмой и оказались в апертуре, навигатор быстро произвёл необходимые счисления и сообщил:
-Погрешность курса в пределах допустимого минимума. Я же говорил, шкип, что коррекция не нужна.
-Принято, - сказал Томассон. - Оставаться в апертуре. - С этими словами он включил интерком на своём капитанском пульте и объявил о смене лётной вахты.
Спустя пять минут нашу команду заменила другая четвёрка лётчиков. Томассон отправил нас отдыхать, поручив Топаловой определить меня в одну из свободных кают. Покидая рубку, я бросил на Павлова вопросительный взгляд, но тот лишь качнул головой: мол, ступай, парень.
Когда мы спустились палубой ниже, где находились офицерские каюты, я осторожно поинтересовался у своей провожатой:
-Как вы думаете, я выдержал экзамен?
-Экзамен? - не поняла Топалова. Потом до неё дошло, и она улыбнулась: - Пожалуй, да. По крайней мере, у меня нет к вам никаких претензий… Гм. Значит, это был экзамен?
-Да.
-И какого рода?
-Наподобие вступительного. Капитан Павлов сказал, что если я выдержу его, то буду зачислен в Астроэкспедицию.
Капитан Павлов сказал, что если я выдержу его, то буду зачислен в Астроэкспедицию.
К моему удивлению, Топалова энергично кивнула:
-Вот это правильно! Лучше брать своих курсантов, чем нанимать легионеров.
Я собирался было спросить, о каких легионерах она толкует, но тут Топалова хитро усмехнулась:
-А знаете, когда шкипер сообщил, что в нашу команду временно зачислен курсант, мы грешным делом решили, что нам собираются навязать какого-нибудь адмиральского сынка-заморыша. Потому-то мы все сбежались в рубку - хотели поглазеть на это чудо природы.
Я с трудом подавил истерический смех. Насчёт адмиральского сынка их догадка оказалась верной - прямо не в бровь, а в глаз. Знали бы они ещё, какого адмирала я сын…
Мы прошли в жилой отсек лётно-навигационной службы, который располагался особняком от кают остальных офицеров - точно так же, как держались особняком и сами лётчики, считавшие себя элитой на корабле - на мой взгляд, вполне заслуженно.
Топалова остановилась перед дверью без таблички.
-Здесь свободно. Отдохните, расслабьтесь немного, а через полчаса приходите в офицерскую столовую на ужин. До встречи, курсант Вильчинский.
Ободряюще хлопнув меня по плечу, она зашагала обратно по коридору. Я проводил её взглядом, затем открыл дверь, которая оказалась не запертой, и вошёл в каюту.
Лишь теперь, оставшись наедине с собой, я почувствовал, как напряжены мои нервы. Нельзя сказать, что я сильно перетрудился, просто на моих плечах лежала двойная ответственность - за корабль, который я пилотировал, и за своё будущее, которое во многом зависело от этого полёта.
Я повалился на застеленную койку, рассчитывая полчаса отдохнуть перед ужином, но едва моя голова коснулась мягкой подушки, я уснул мёртвым сном.
6
Проснувшись, я обнаружил, что проспал более десяти часов. Это было плохо. И не просто плохо, а скверно. Я вскочил с койки, чувствуя, как меня охватывает паника. Что подумает обо мне Павлов? Всего четыре часа лётной вахты - и я уже свалился без задних ног. Даже если там, в рубке управления, я выдержал экзамен, то потом…
Тут мой взгляд упал на дверцу одёжного шкафа. Я точно помнил, что десять часов назад там ничего не было. Помнил, потому что ещё хотел заглянуть внутрь и проверить, не осталось ли вещей от прежнего хозяина. А сейчас дверца была слегка приоткрыта, и на ней висела голубая офицерская форма Астроэкспедиции. Со знаками различия суб-лейтенанта - одна широкая и одна узкая нашивки на погонах. С золотыми крылышками лётно-навигационной службы на левой стороне мундира. А справа… справа была именная планка с моей фамилией!
Нет, это невозможно! Ну, допустим, я успешно прошёл испытание и меня зачислили в Астроэкспедицию. Тогда мне полагалось бы звание уорента, в лучшем случае - мичмана. Но никак не суб-лейтенанта.
Наверное, кто-то решил надо мной подшутить, предположил я. Рассчитывает, что я, дурачок, напялю на себя эту форму и пойду в ней разгуливать по кораблю. Вот смеху-то будет, обхохочешься! Чижик-пыжик возомнил себя орлом…
Тем не менее я всё-таки примерил на себя мундир - исключительно чтобы посмотреть, как он на мне сидит. А сидел он просто идеально, как влитой. Я сунул руки в карманы и в правом нащупал какую-то бумажку. Достав её, я прочитал: «Это не шутка, суб-лейтенант Вильчинский. Поздравляю. Кэп Павлов».
Ого! Это совсем другое дело. Через десять минут, приняв холодный освежающий душ и наскоро приведя себя в порядок, я уже без опаски облачился в свою новую форму. Хотя, конечно, теоретически нельзя было исключить, что и записка от капитана Павлова была частью всё того же розыгрыша, но я решил рискнуть - в конце концов, как сказала бы Элис, меня не расстреляют.