На этот раз нас предварительно запрограммировали на то, что мы сможем воспринять программу действий, которую нам пришлют. Сначала хотели вложить жесткую программу, которая включалась бы по кодовому слову, а потом решили усложнить: сделать так, чтобы кодовое слово включало саму возможность введения программы…
– Амадео, – сказал полковник, – что ты по этому поводу думаешь?
– Надо потрошить их стационар, – сказал Амадео. – Там наверняка есть все.
– У тебя есть соображения, как это сделать?
– Есть, – сказал Амадео. – Но мне надо, чтобы не мешали и не дергали по пустякам.
– Нам перейти в другое помещение? – с сарказмом спросил полковник.
– Это был бы идеальный вариант, – сказал Амадео.
– О, эти молодые нахалы, – вздохнул полковник. – И ничего не поделаешь. Подчинимся, господа.
– Меня развяжете? – спросил Эрик.
– А сам как считаешь?
– Думаю, можно, – сказал он. – Просто очень тошно, и все.
Доктор провел их в соседнюю полутемную комнату, где стоял невыносимый запах окурков и вся мебель состояла из брошенных на пол диванных подушек.
– Здесь у них комната отдыха, – сказал доктор.
– Чем они тут вообще занимаются? – хмуро поинтересовался полковник.
– Не беспокойся, Хенрик, – сказал доктор, – это не по твоей части.
– Друг моего друга – мой друг, – сказал полковник.
– Ну-ну, – сказал доктор. – Либералишь?
– Да, – сказал полковник. – И не скрываю.
– Эрик, – сказал доктор, – мы ведь тебя перебили…
– Ничего, – сказал Эрик. – Я вспоминал. Значит, если возвращаются все, работа идет по плану. Если кто-то не вернулся, начинается охота на него… или на них. Эта охота – тоже один из экспериментов. Все делается всерьез. Я, оказывается, убил уже тринадцать человек. Представляете? Пятерых – в позапрошлом году где-то в пустыне Шепсут, там специально устроили побег группе боевиков, а нас бросили им наперерез, а восемь человек – в Кавтаратане в прошлом году…
– А если не вернутся все? – спросил доктор.
– Тогда самоликвидация, – сказал Эрик. – Если не надеть шлем, то… в общем, в течение недели я каким-то образом… умру.
– Как? – спросил доктор.
– Не знаю.
– А как они могут тебя выследить?
– Тоже не знаю. Будут искать, пойдут по следу. В том-то и суть… эксперимента. Эта машина, – он постучал себя по голове, – да еще модифицированная, работает очень хорошо. Нам за ней не угнаться… В общем, ставят задачу, смотрят, как мы ее решаем, центральный компьютер собирает и обобщает информацию.
– Понятно, – сказал полковник. – Я почему-то думал, что центральный компьютер руководит вами.
– Нет. Там, в центральном, – программная модель мозга. Мы поставляем для нее информацию. А Меестерс и те, которые с ним, хотят добиться того, чтобы то же самое, что с нами, можно было делать безо всяких электродов.
А Меестерс и те, которые с ним, хотят добиться того, чтобы то же самое, что с нами, можно было делать безо всяких электродов. Меестерс говорил, что мы – промежуточные модели. Он говорил, что этот метод слишком груб и для массового применения не годится.
– Ты понял, Хенрик? – сказал доктор. – То, что я тогда говорил, – один к одному!
– Да, – сказал полковник. – Один к одному… Вообще, Лео, у тебя удивительное свойство – материализовать собственные мрачные фантазии. Причем чем мрачнее – тем более наверняка.
– Это появилось после того, как ты год продержал меня в одиночке, – сказал доктор.
– Согласись, что не зря, – сказал полковник. – И согласись, что это был не самый бесплодный год в твоей жизни.
– Это точно… Слушай, Хенрик, давай подумаем, что будут делать эти волки в нашем городе. Вот они явились на квартиру Эрика, там его нет. Дальше что?
– Искать – по друзьям, знакомым, вокзалам, улицам… Много адресов они знают?
– Да, – сказал Эрик. – Там все университетские друзья, бывшие одноклассники, ну и прочее – всего тридцать или тридцать один.
– Связь между собой у них есть? – спросил полковник.
– У кого? – не понял Эрик.
– У этих… у волков.
– Да. Обычный радиотелефон.
– Частоту знаешь?
– Нет.
– К городской телефонной сети они сумеют подключиться?
– Элементарно, из любой распределительной будки.
– Это хорошо, – сказал полковник, – это очень хорошо…
– Эрик, – позвал доктор. – Тебе не… не тяжело?
– Нет, – сказал Эрик. – Совершенно. Я ничего не чувствую. Все занемело, что ли. Ничего не чувствую.
– Если что-нибудь появится, обязательно скажи.
– Конечно, – сказал Эрик.
Полковник достал из кармана сигареты, предложил доктору, доктор отрицательно махнул рукой, предложил Эрику. «Спасибо, не курю», – сказал Эрик. «Что я – один?» – обиженно сказал полковник. «Ладно, давай», – согласился доктор и взял сигарету. «Надпись на воротах кладбища: «Минздрав предупреждал!»«, – сказал он. «Угу», – сказал полковник. Он сунул в рот сигарету, поднес к ней спичку – не донес, замер, глядя на огонек. Спичка погасла. Он зажег еще одну и смотрел, как она сгорает. «Можно попробовать…» – пробормотал он и встал.
– Что-то придумал? – спросил доктор.
– Да, кажется, – сказал полковник. – Подождите меня, я сейчас… – И он вышел.
Доктор молча курил. Эрик прислушался к себе. Действительно, все как из дерева. Анестезия. Анестезиа долороза, вспомнил он. Патологическое бесчувствие. Оказывается, бывает, раз есть такой термин. Все бывает, все проходит. И это пройдет, и я как следует прочувствую все, что вспомню… я, оказывается, помню все…
– Доктор, – спросил он, – вы не в курсе: при самоубийствах вскрытие обязательно?
– Нет, – сказал доктор.