Она не ответила — потому что глядела вдаль, вдоль железнодорожной колеи.
Эдди Уиллерс улыбнулся. Он произнес эти слов — «чем-нибудь правильным» — двадцать два года назад. И с тех пор они оставались для него неоспоримыми; прочие вопросы тускнели в его памяти; он был слишком занят, чтобы задаваться ими. Однако он считал самоочевидным, что делать надлежит то, что считаешь правильным; он так и не сумел понять, каким образом люди могут поступать иначе, хотя знал, что именно так они и делают. Вопрос казался ему и простым, и непостижимым: простым в том смысле, что все должно быть правильным, и непостижимым потому, что так не получалось. Думая об этом, он обогнул угол и подошел к огромному зданию «Таггерт Трансконтинентал».
Оно было самым высоким и горделивым на всей улице. Эдди Уиллерс всегда улыбался при виде его. В длинных рядах окон — ни одного разбитого, в отличие от соседних домов. Стены его прорезали небо, и среди них нельзя было заметить щербатых углов или тронутых старостью граней. Казалось, здание это неприкосновенным возвышается над годами. «Оно будет всегда стоять здесь», — думал Эдди Уиллерс.
Всякий раз, входя в корпорацию «Таггерт», он ощущал облегчение и чувство безопасности. Здесь царили компетентность и власть. Полы сверкали полированным мрамором… Ровно светились подернутые инеем прямоугольники электрических светильников. По ту сторону стеклянных панелей сидели за пишущими машинками ряды девиц, чьи барабанящие по клавишам пальцы создавали в зале гул идущего поезда. И подобно ответному эху, время от времени по стенам здания пробегал слабый трепет, поднимавшийся снизу, из тоннелей огромного вокзала, откуда поезда отправлялись через континент, и где они заканчивали свой обратный путь, как было из поколения в поколение. «Таггерт Трансконтинентал», — подумал Эдди Уиллерс. «От Океана до Океана» — так звучал гордый лозунг его детства, куда более блистательный и священный, чем любая из библейских заповедей!» От Океана до Океана, и вовеки веков», — подумал Эдди Уиллерс, переосмысливая эти слова на пути по безупречным коридорам к кабинету Джеймса Таггерта, президента «Таггерт Трансконтинентал».
Джеймс Таггерт сидел за столом. Он казался человеком уже приближающимся к пятидесяти, причем непосредственно минуя юность, прямо из подросткового возраста. Небольшой раздраженный рот, жидкие волосы, липнущие к лысому лбу, вялая и расслабленная осанка противоречили контурам высокого, стройного тела, элегантные линии которого требовали уверенности аристократа, однако преобразились в неуверенность остолопа. Мягкая, бледная кожа лица. Блеклые, занавешенные вуалью глаза, взгляд которых неторопливо скользил по предметам, не останавливаясь на них в вечном пренебрежении их существованием. Упрямому и иссушенному человеку этому было тридцать девять лет.
Он с раздражением повернул голову на звук открывшейся двери.
— Не отрывай, не отрывай, не отрывай меня, — сказал Джеймс Таггерт.
Эдди Уиллерс направился прямо к столу.
— Это важно, Джим, — сказал он, не возвышая голоса.
— Ну, ладно, ладно, что там у тебя?
Эдди Уиллерс посмотрел на карту, висевшую на стене кабинета. Краски ее под стеклом поблекли, — интересно бы знать, сколько президентов компании «Таггерт» сидели под ней и сколько лет. Железные дороги «Таггерт Трансконтинентал», сеть красных линий, покрывавшая бесцветную плоть страны от Нью-Йорка до Сан-Франциско, казалась системой кровеносных сосудов. Казалось, что некогда в главную артерию впрыснули кровь, и от избытка она стала разбегаться по всей стране, разветвляясь на случайные ручейки. Одна из красных полосок, дорог «Таггерт Трансконтинентал», линия Рио-Норте, проложила себе путь от Шайенна, Вайоминг, до Эль-Пасо, Техас.
Недавно добавилась новая ветка, и красная полоса устремилась на юг за Эль-Пасо, но Эдди Уиллерс торопливо потупился, когда глаза его коснулись этой точки.
Посмотрев на Джеймса Таггерта, он сказал: «Неприятности на линии Рио-Норте. Новое крушение».
Взгляд Таггерта переместился вниз, к уголку стола.
— Аварии на железных дорогах случаются каждый день. Стоило ли беспокоить меня такими пустяками?
— Ты знаешь, о чем я говорю, Джим. С Рио-Норте покончено. Ветка обветшала. Вся линия.
— Мы построим новые пути.
Эдди Уиллерс продолжил, словно не слыша ответа. — Ветка скомпрометирована, нет смысла пускать по ней поезда. Люди отказываются пользоваться ими.
— На мой взгляд, во всей стране не найдется ни одной железной дороги, несколько веток которой не работали бы в убыток. Мы здесь не единственные. В таком состоянии находится государство — временно, как я полагаю.
Эдди не проронил ни слова. Просто посмотрел. Таггерту никогда не нравилась привычка Эдди Уиллерса глядеть людям прямо в глаза. Большие голубые глаза Эдди вопросительно смотрели с широкого лица из-под светлой челки — ничем не примечательный облик, если не считать искреннего внимания и нескрываемого недоумения.
— Что тебе нужно? — отрезал Таггерт.
— Хочу сказать тебе то, что должен, ведь рано или поздно ты все равно узнаешь правду.
— То, что у нас новая авария?
— То, что мы не можем отказываться от линии Рио-Норте.
Джеймс Таггерт редко поднимал голову; глядя на людей, он просто поднимал тяжелые веки и смотрел вверх из-под высокого лысого лба.
— А кто собирается закрывать линию Рио-Норте? — спросил он. — Об этом никто и не думал. Жаль, что ты так говоришь. Очень жаль.
— Но вот уже полгода мы нарушаем расписание. У нас не проходит и рейса без какой-нибудь поломки, большой или малой. Мы теряем всех грузоотправителей, одного за другим. Сколько мы еще продержимся?
— Ты — пессимист, Эдди. Тебе не хватает веры. А это подтачивает дух фирмы.
— Ты хочешь сказать, что в отношении линии Рио-Норте ничего предприниматься не будет?
— Я не говорил этого. Как только мы проложим новую колею.
— Джим, новой колеи не будет. — Брови Таггерта неторопливо поползли вверх. — Я только что вернулся из конторы «Ассошиэйтед Стил». Я разговаривал с Орреном Бойлем.
— И что он сказал?
— Говорил полтора часа, но так и не дал мне прямого и ясного ответа.
— Зачем ты его побеспокоил? По-моему, первая партия рельсов должна поступить только в следующем месяце.
— Она должна была прийти три месяца назад.
— Непредвиденные обстоятельства. Абсолютно не зависящие от Оррена.
— А первый срок поставки был назначен еще на полгода раньше. Джим, мы ждем эти рельсы от «Ассошиэйтед Стил» уже тринадцать месяцев.
— И чего ты от меня хочешь? Я не могу вмешиваться в дела Оррена Бойля.
— Я хочу, чтобы ты понял: ждать больше нельзя.
Негромким голосом, насмешливым и осторожным, Таггерт осведомился:
— И что же сказала моя сестрица?
— Она вернется только завтра.
— Ну, и что, по-твоему, мне надо делать?
— Решать тебе.
— Ну, что бы ты ни сказал далее, ты не упомянешь о «Риарден Стил».
Немного помедлив, Эдди невозмутимо промолвил:
— Хорошо, Джим. Я не стану упоминать об этой компании.
— Оррен — мой друг. — Таггерт не услышал ответа. — И мне обидна твоя позиция. Оррен Бойль поставит нам эти рельсы при первой возможности.