Китаец исчезал в переплетениях стеблей и выныривал обратно с самыми неожиданными плодами в руках: так, раз он выкатил огромную желтую дыню. Моника просила инжир, долго пыталась втолковать ему, что это такое, китаец приносил что-то похожее, Моника отвергала; наконец, принес то, что надо, - фиолетовые мясистые плоды. Моника попробовала, восхитилась и дала откусить Освальду - оказалось непривычно сладко и вкусно. Китаец взял корзину и через пять минут вернулся - уже с полной. Освальд пытался было сунуться следом за ним, но тесно переплетенные стебли не пропускали.
- Нет, хозяин, - сказал китаец. - Не моги. Большой. Надо маленький. Надо я, надо она. Большой не моги. Как-то раз Освальд захотел грибов - китаец сходил и принес грибы. Моника ставила жареные грибы на стол, когда приехал Шани.
- Еще неделя-другая такого пекла - и ага, - сказал он, входя. - Где это ты грибы взял? Выгорело же все.
- Не все, как видишь, - сказал Освальд. - Садись, пробуй. Пить будешь?
- Только пиво, - сказал Шани.
- Моника, пиво осталось? - спросил Освальд.
Моника молча встала на колени, откинула крышку ледника, нагнулась, дотягиваясь до одной из веревок, привязанных к поперечине; Шани издал какой-то странный хлюпающий звук, Освальд посмотрел - Шани, отвесив челюсть, впился взглядом в Моникин зад.
- Тихо, ты, - сказал Освальд.
Шани с трудом оторвался от созерцания, потом посмотрел на Освальда, в восхищении покачал головой и показал оба оттопыренных больших пальца.
Моника выволокла из ледника канистру с пивом, налила полный кувшин и спустила канистру обратно. Потом подала кувшин на стол и поставила три стакана.
- Маленьким девочкам пиво нельзя, - сказал Освальд.
- Жарко, - сказала Моника. Она налила себе полный стакан, выпила, налила еще один и уже маленькими глотками отпила половину.
- Вот это да, - сказал Шани. Она улыбнулась ему.
К концу обеда Моника захмелела. Впрочем, Освальд с Шани - тоже. Пиво было крепчайшее - от Станислава. Шани хихикал непонятно над чем, Освальд чувствовал, что погружается, как в трясину, в бездонную грусть. Моника же расшалилась, бегала по дому и шумела. Освальду опять стало казаться, что это было уже и плохо кончилось.
- Слушай, - Шани ткнул его кулаком в бок, - может, уступишь девочку?
- Иди ты, - сказал Освальд. - Это же моя сестра. Хоть и двоюродная.
- А я что? - сказал Шани. - Я, может, женюсь. Когда подрастет…
- Она ненормальная, - сказал Освальд. - На нее находит… затмение.
- Ну что ты говоришь - ненормальная, - забеспокоился Шани. - Вполне нормальная.
- Увидишь еще, - сказал Освальд. - Я же знаю. Я же с ней живу, не ты.
- Да? - Шани потеребил кончик носа, вздохнул. - Ну, ладно…
- Я тебя, может, как друга предостерег. Она чокнутая.
- Все равно этот год не переживем, - с тоской сказал Шани. - Чует мое сердце - перемрем все…
Голая Моника спустилась по лестнице, прошла мимо кухни, где сидели Освальд и Шани, и направилась к пруду.
- Чего это она? - испуганно сказал Шани, глядя на нее через окно.
- Говорю же - чокнутая. Находит на нее - людей перестает видеть. Как лунатик, понимаешь? Как будто нет никого.
- Вот здорово-то, - сказал Шани. - Как бы я это хотел - чтобы никого не было.
- Вот здорово-то, - сказал Шани. - Как бы я это хотел - чтобы никого не было.
- Давай водки выпьем, - предложил Освальд.
- Давай, - сказал Шани.
Из оставшегося в памяти Освальда: Шани водит у него перед носом кривым пальцем и зудит: «А китаеза твой - колду-ун, колду-ун, ой какой колду-ун…» - Вода в пруду теплая-теплая, даже не мокрая какая-то вода… - Никого нет, только в глаза, как фонарь, светит багровая луна.
Очнулся Освальд от мягких влажных прикосновений к лицу. Он открыл глаза. Тут же от лица его что-то отдернулось в испуге. Непонятно было, где это он. Попробовал подняться - не смог, что-то крепко держало поперек груди и за руки. В страхе рванулся - руки освободились. Перевернулся на живот. От резкого движения что-то сдвинулось в голове, земля заходила ходуном, как студень, - не удержался и повалился на бок. Отлежался, приподнялся, посмотрел кругом: переплетение стеблей и лоз - огород китайца! Отлегло от сердца. Свет пробивался сверху - лунный; что-то подсвечивало и снизу, Освальд посмотрел в ту сторону - несколько длинных, как свечи, светящихся грибов, свет от них шел яркий, резкий - не чета лунному. В этом свете слева от себя Освальд уловил какое-то шевеление: там, освещенное сзади и сбоку, бугрилось что-то темное и пористое, вроде чуть приподнятой над землей шляпки очень большого и очень старого гриба, и под эту шляпку мелкими вороватыми движениями втягивались тонкие гибкие щупальца… Освальд рванулся так, что затрещала спина, вырвался из-под держащих его стеблей, вскочил на ноги, тут же упал, споткнувшись, и в свете луны увидел, как втягиваются обратно туда, внутрь этой дьявольской клумбы, выбравшиеся наружу стебли - длинные и гибкие, как змеи. Освальд влетел в дом, и здесь его немного отпустило. Здесь были стены. Он достал из ледника остатки пива, припал прямо к горлышку канистры и стал глотать его - ледяное и упругое, глотки проскакивали в желудок как камешки, твердые и тяжелые. После того, как пиво кончилось, он был уже твердо уверен: померещилось. Он лег, но уснуть не мог, кошмар возвращался, обрастая все новыми подробностями. Утром он нос к носу столкнулся с Шани, выходившим из комнаты Моники.
- Ты не это… не думай чего, - отводя глаза, забормотал Шани. - Пьяный был, проснулся - возле нее лежу, собрался - и ходу. А ничего не было, это я тебе точно говорю, я хоть и пьяный, а такое-то понимаю…
Освальд чувствовал, как у него леденеют губы и горло.
- Скот… - начал он и задохнулся.
Шани прошмыгнул мимо него, в дверях остановился и обернулся.
- А не только твой китаец колдун, - сказал он. - Все вы тут колдуны…
Моника из комнаты не выходила. Китаец колдовал около огорода: что-то поправлял, подвязывал, Освальд видел, как он качает головой и разводит руками. Ночное видение вновь стало казаться не кошмаром, а действительностью. После обеда приехал работник с одного из дальних хуторов, привез двенадцать мешков пшеницы и сказал, что про мельницу ходят нехорошие слухи, будто мельник и его работник-колдун подпустили засуху - и нельзя ли в таком разе за деньги докупить еще мешочков пять-десять муки? Освальд заломил цену, работник неожиданно цену принял, золото было у него в кисете вместе с табаком - ударили по рукам, загрузили телегу, работник хлестнул по волам, телега, повизгивая осями, развернулась и поехала, а Освальд задумался. Надо было срочно что-то делать.
Под вечер приехал почтальон, привез еще одно письмо от отца. Отец писал, что они уже пятый месяц не видят земли, все океан да океан, видимо, что-то стряслось с американским континентом, так как по расчету координат пароход находится в районе города Денвер, штат Колорадо.