Ему доводилось видеть таких мертвецов: как-то одна из кабротских пирог пропала в море, а спустя месяц волны выбросили ее на берег - вместе с двумя высохшими на солнце трупами. Но эта большая лодка странствовала в соленых водах не месяц и не год - дольше, гораздо дольше! Удивительно, что покойники не рассыпались в прах, подумал Рику, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Тут пахло каким-то сильным колдовством, и маленький рыбак совсем перепугался. Злую находку сыскал он в море! Злую! Пожалуй, лучше расстаться с ней, пока зло не прицепилось к нему, словно рыба-прилипала к акульему брюху!
Он двинулся к своей лодочке, старательно отводя взгляды от сидевших рядами трупов, обтянутых пергаментной кожей, от их конечностей, подобных бамбуковым палкам, и черепов с ввалившимися глазницами. Но вдруг солнечный луч, словно отраженный зеркалом, сверкнул ему прямо в глаза. Рику остановился, разглядывая дыру в просевшей палубе. В этой части трюма не было жутких мертвецов; там, среди почерневших обломков дерева и ржавых цепей, что-то поблескивало, отливая перламутровым лунным светом. И формой эта странная вещь тоже походила на луну - вернее, на месяц с двумя острыми рогами, слегка изгибавшимися наружу.
Рику, очарованный, замер, потом лег плашмя на хрупкие доски, осторожно подцепил сверкающую половинку луны и извлек ее из обломков. Она была тяжела, слишком тяжела для тонких рук чернокожего пигмея! Но он никогда не видел подобной красоты и мощи, а потому тянул изо всех сил. Чудо, настоящее чудо! Коснувшись холодного блистающего лезвия, рыбак покачал головой и недоуменно сморщился; он не был знаком с металлом, ибо каброты вполне обходились деревом, раковинами и рыбьими костями.
С трудом перевалив находку через борт, Рику спрыгнул следом в свое суденышко, схватил весла и принялся лихорадочно грести к берегу. Инстинкт подсказывал ему, что нужно поскорей убраться отсюда, отплыть подальше от остова древнего корабля. Видимо, эта поспешность и спасла маленького рыбака - по крайней мере, на сей раз. Судно вдруг начало рассыпаться: обломок мачты с плеском свалился в воду, обшивка корпуса расселась, рассыпалась серой трухой, почерневшие высохшие тела закачались на мелких волнах, словно хотели догнать и схватить похитетеля их сокровища. Рику, испуганно озираясь, навалился на весла.
Он греб с полудня почти до самой вечерней зари, и серебряный месяц, прикрепленный к толстому древку, лежал у его ног, на днище пироги. Лежал словно хищный зверь в засаде, не обнаруживая ни силы своей, ни смертоносной стремительной мощи, ни коварного замысла.
Но Рана Риорда пробуждалась. Живые человеческие руки коснулись ее, она чуяла кровь и понимала, что кровь та - чужая. Кровь, которую полагалось взять! Кровь врага! Правда, враг был жалок и слаб, но это не имело значения - Небесную Секиру мучала жажда.
Рику, ни о чем не подозревая, работал веслами. Теперь он, конечно, станет первым из мужчин селения - первым после старика Лилирангады и колдуна-твеллы. Все станут уважать Рику, станут восхищаться его храбростью и тем чудом, которое он разыскал среди волн морских. Не съедобные водоросли, не рыба, не раковина - половинка луны с небес! Ее подвесят под крышей общинного дома, и там всегда будет светло… и каждый, увидев этот волшебный свет, вспомнит о подвиге Рику… вспомнит, и почтит его добрым словом…
Пирога ткнулась носом в прибрежную отмель, и маленький каброт, напрягая все силы, вытянул ее на песок. От хижин, темневших на опушке пальмовой рощицы, к нему бежали люди, и в том Рику не заметил ничего необычного - семья всегда встречала рыбака, возвратившегося с уловом из безбрежных морских пространств. Правда, на сей раз людей было слишком много… не из одной лишь его хижины, но и из всех соседних… похоже даже, со всего поселка… Люди размахивали руками и кричали - видно, приветствовали рыбака, вернувшегося с моря вместе с чудесной добычей… Но откуда они догадались, что сегодня Рику привез нечто необычное?
Потом он увидел гигантские фигуры, вынырнувшие из леса, и все понял.
Великаны! Великаны с тяжелыми дубинками, острыми копьями и раскрашенными охрой щитами! Великаны-людоеды!
Никто не встречал его… Люди бежали, спасаясь от смерти! Рику узнал вождя, старого Лилирангаду, за которым мчался целый выводок детей и десяток жен, узнал колдуна, торопливо ковылявшего по песку, узнал Кау, Сина, Джу, Миса, Килата, своих соседей, узнал юную Сеги, делившую с ним ложе… Они мчались к берегу и лодкам, словно вспугнутые ветром сухие листья - и такие же беспомощные перед яростью огромных пришельцев, перед их дубинами и дротиками с каменными остриями.
Похолодев, Рику следил, как соплеменники торопливо сталкивают в воду большие пироги, и плоты, и челны, и совсем маленькие лодочки - все, что может плавать, все, что может спасти, все, до чего удалось добраться. Но многим, очень многим не повезло - копья великанов, которые они бросали на удивление ловко и с большого расстояния, вонзались в спины, ноги и плечи бегущих, а палицы их работали без перерыва, приканчивая тех, кто был ранен или ослабел. Уже половина кабротов недвижно лежала на берегу - маленькие темные холмики на золотом песке, озаренном лучами заходящего солнца.
Внезапно Рику вышел из ступора и ужаснулся. Племя его гибло; он понимал, что после этого набега едва ли один из десяти останется в живых. И он не мог ничего сделать! Ничего! Ему оставалось только бежать! Его острога с костяным наконечником слишком жалкое оружие… оно не проткнет щита великана, не отразит удара дубины…
Острога? Он повернулся к лодке, вспомнив о том, что лежало в ней. Зачем ему острога? У него есть половинка луны… да, половинка луны, твердая и острая, с блестящим клыком на конце… Такой пробьет любой щит и воткнется прямо в сердце злому великану!
Рику с трудом вытащил из пироги топор и замер, высматривая первую жертву в набегавшей орде гигантов. Прямо к нему мчались три воина: один - с копьем, увенчанным перьями, с ужасной физиономией, исполосованной шрамами, и еще двое - с шипастыми дубинами, охранявшие первого слева и справа.
Вождь, понял Рику, это вождь! Убить вождя!
Он судорожно попытался поднять секиру.
Но Рана Риорда была слишком тяжела для тонких рук пигмея. Рику сумел дотянуть ее только до груди; затем топорище, словно живое, вывернулось из его ослабевших пальцев, сверкающий стальной полукруг пошел вниз, острая боль пронзила маленького рыбака, и он рухнул на песок с перерубленными ступнями.
Раздалось негромкое шипенье, и по серебристому лезвию топора промелькнули алые сполохи…
***
Набег, хвала грозному Куу, был на редкость удачен. Гиромда, военный вождь лесных заласса, всю обратную дорогу весело скалил зубы и потрясал своим оперенным копьем. Он торжествовал и радовался - особенно сейчас, когда до Племенных Очагов оставалось четверть дня быстрой ходьбы. Даже меньше! Если поторопиться, он, вместе с полусотней своих воинов, доберется в поселок еще к полудню.
И будет пир! Мясо прибрежных карликов, прокопченное над кострами, еще не успело протухнуть, и взяли его на этот раз много - каждый из людей Гиромды тащил большую плетеную корзину с добычей. С останками ничтожного племени, которое годится только в пищу - как обезьяны, скачущие по деревьям! Но обезьян трудней промыслить и мясо у них не такое вкусное, размышлял Гиромда, ухмыляясь. Не замедляя шага, он обернулся и довольно оглядел вереницу воинов с корзинами. Да, каждый нагружен по самую макушку, каждый тащит столько, что подгибаются колени! Хорошо!
Все несут мясо, кроме него, Гиромды… Но, видит Нгота, не потому, что он - вождь, не желающий подставлять спину под тяжкий груз… Нет, совсем не потому! За его плечами тоже покачивается нечто… нечто такое, что дороже мяса всех карликов на всем морском берегу, дороже их засушенных голов, которые так любят боги, дороже волос, из которых женщины заласса плетут циновки… Удивительно, откуда к этим ничтожным попало такое сокровище! Где они его разыскали, где нашли Яростный Блеск? Быть может, там есть еще?
Но тот коротышка, что издох рядом с Блеском, ничего не скажет… Негодный человечишка, совсем негодный… И мясо у него оказалось жестким, точно высушенная кора… будто бы из него выпустили всю кровь и вдобавок высосали мозг из костей! И эта трусливая обезьяна еще пыталась оборониться, поднять Яростный Блеск на него, на вождя заласса, сильнейшего воина в Племенных Очагах, любимца Куу!
Гиромда ударил себя в грудь огромным кулаком и расхохотался.