Часть первая
Жизнь прекрасна, но удивительна.
Гарри Мини-сингер
Море! Под ними, на сколько глаз хватало, простиралось бесконечное, как лукоморская тайга, море. Иванушка сказал, что это еще не самое маленькое, что бывают и побольше, и даже совсем большие, которые называются океанами, но Серый заявил, что для него и этого хватит, поскольку берега не видно уже с полчаса, а на эти волны смотреть - тошнить начинает, и что спасибо, больше ему не надо, а про океаны не забудьте напомнить ему еще, чтобы не запамятовать, чего он видеть не хочет ни при каких обстоятельствах, и вообще, если бы он знал, что это ваше море такое большое, мокрое и колыхающееся, он бы настоял на Шартр-аль-Шетхе, или как он там. Но царевич поспешил его успокоить, пообещав в скором будущем огромное количество самых разнообразных островов, которые, практически находятся в виду друг друга, и что, если постараться, от одного до другого можно добросить что-нибудь тяжелое. На этом Волк немного утешился, улегся на спину, скрестил руки на груди и закрыл глаза. И поэтому не увидел того момента, когда на них свалился человек.
Иван глаз не закрывал, но тот факт, что он стал этому свидетелем, ясности в вопрос далеко не внес. Скорее, совсем наоборот. Просто совершенно внезапно в чистом солнечном небе стала расти и увеличиваться в громкости точка, пока не превратилась в полураздетое человеческое существо, запутавшееся в своих собственных руках и ногах в попытке то ли взлететь, то ли уцепиться за что-то.
Для старого Масдая это тоже стало неприятным сюрпризом.
-Это обязательно надо было уронить мне на спину с такой силой? - недовольно прошуршал он. - Непонятно, чем вы там только занимаетесь, пока… Третий?! Он что - с солнца упал? Всегда знал, что в этой Стелле приличным коврам-самолетам делать нечего!
Незнакомец, спружинив на Масдае, как на батуте, шлепнулся рядом с Серым и остался лежать с закрытыми глазами. Лицо его приняло торжественно-скорбное выражение.
Зато подскочил застигнутый врасплох Волк.
-Дай ты умереть мне спокой… Но.
Взгляд на Иванушку. Взгляд на незваного гостя.
-Это кто? - почему-то прошептал он.
-Не представился, - также шепотом ответил царевич.
-А что он тут делает?
-Лежит?
-Спроси его, чего ему тут надо.
Иванушка на мгновение сосредоточился, потом откашлялся и нараспев торжественно произнес:
-Юноша бледный, поведай, зачем ты явился; в небе парил ты зачем, облака попирая ногами?
Самозваный пассажир открыл один глаз - второй распахнулся сам при виде лукоморской парочки, и на лице его отразилось непонятное сомнение, смятение чувств в комплекте с легким испугом. Он поморгал, хотел что-то сказать, но, почему-то передумав, сначала беззвучно пошевелил губами минут с пяток, и, наконец, осторожно ответил:
-О, лучезарные боги, чей лик затмевает солнца сиянье и звезд многочисленный рой. Имя не знаю я вашего, горе мне, горе - смертного жалкого просьба в сердцах не винить. Звать меня - скромный Ирак, сын Удала, внук Мирта. Дед мой прославлен в веках был…
-Короче, стеллянин, - нетерпеливо махнул рукой Серый. - Давай про себя.
Стеллиандр замолк на полуслове и с потяжелевшим в момент испугом глянул на Волка.
-В час развлеченья, досуга, за пенною чашей с радостью слушать мы будем исторью твою, - почти тут же поддержал его Иван, гордый своим экспромтом.
-Боги мои, пожалейте… Мой отец… Отец мой - архит… зодч… строитель известный. Строил он лабиринт… запутан… строенье одно… на острове Мине… - и в сторону, отчаянно: «Боги милосердные, помогите попасть в размер… Пять минут, как мертв - и уже такое позорище… Эх, говорила мне матушка - учи литературу…»
-Как ты сказал? - недоверчиво склонился над ним Иван.
-Что? - уточнил Ирак.
-Все! Ты говорил не… ритмически организованными высказываниями! - обвиняюще прищурился царевич.
-У меня в школе любимым предметом была физкультура! - оправдывался Ирак. - А когда проходили Эпоксида, я болел! А из Демофона я вообще смог запомнить только «Си вис пацем - смит-и-вессон»!
-Парабеллум, - машинально поправил его Иванушка. - Так вы, стеллиандры, не говорите этими дурацкими стихами без рифмы?
-Нет. А вы?
-Что мы - похожи на этих… Домофонов? - покрутил пальцем у виска Волк с явным облегчением.
-Не похожи, - не очень уверенно согласился Ирак. - Но вы же боги! А боги должны разговаривать, как писал Эпоксид. Я же читал!..
Непонятно почему, Серый хрюкнул, быстро отвернулся и, закрыв лицо руками, стал издавать загадочные звуки.
Иван же, наверное, понял, потому что покраснел, снова откашлялся, и только тогда обратился к новому знакомому:
-Извини, но, по-моему, ты нас с кем-то путаешь.
-Путаю?
-Да. Путаешь. Мы не боги.
-Не боги?
-Нет.
-То есть, вы хотите сказать, что по небу, кроме нас с отцом, каждый день летает полно народу, которому просто надоело ходить по земле?
-Ну, не совсем…
-И эти летающие люди чудесным образом спасают… Я ведь не мертвый? - с опаской быстро ощупал себя Ирак и, успокоившись, продолжил: -… спасают злосчастных стеллиандров от верной гибели через расплющивание в очень тонкую лепешку о поверхность моря?
-Ну…
-И носят такие загадочные одежды, какие простому смертному и не придумать во век?
-Я же говорил тебе, что эта штучка с кружевами должна надеваться не поверх этой ерундовины с перьями! - прошипел Волк.
-Ну…
-Ах!.. - воскликнул вдруг стеллиандр и захлопнул себе рот обеими руками. - Простите меня!.. Простите, простого смертного, ибо не догадался я, что вы - боги превращенные! Простите меня за дерзость!!! - хлопнулся он на колени. - Если бог не признается, что он - бог, значит, он путешествует инкогнито! Так Ванада превращалась в ткачиху, Филомея - в пастушку, Меркаптан - в купца, а Дифенбахий… Впрочем, проще сказать, в какое стихийное бедствие он еще не превращался, да умножатся его молнии до бесконечности!..
-Да ты чего, парень, на солнышке перегрелся? - попытался поднять его на ноги Волк. - Ну ты посмотри, какие мы боги?
-Неузнанные, - настаивал на своем Ирак.
-Да мы же эти… простые смертные… как ты!
-Они, когда превращаются, всегда так говорят. Зачем богу, который превратился в смертного, чтобы его не узнали, признаваться в том, что он - бог? И если вы не боги, - сын архитектора хитро взглянул на лукоморцев, - то как летит по воздуху эта чудесная портьера, а?
Это была капля, переполнившая чрезвычайно маленькое и мелкое блюдечко терпения ковра.