- Драконша не отзывалась, и он позвал уже погромче: - Гортензия!
«Да тут я, - вяло раздалось у него в голове, - И нечего так орать».
Тимофей помассировал затрясшееся вдруг колено. Судороги? Именно этого ему тут и не хватало…
- Есть что-нибудь, чего бы ты хотела? Что-то увидеть, что-то узнать…
Это напоминало кавалерийскую атаку. Что поделать, у него не было времени на то, чтобы в долгих задушевных беседах выпытывать тонкости внутреннего мира опечаленной драконши Гортензии.
Заражение в раненой ноге почти не оставило ему этого времени.
«Почувствовать, - жадно ответила Гортензия. - Может быть, я хотела бы что-то почувствовать».
- Гм… А что именно?
«Любовь, - воодушевленно произнесла драконша. И распустила крылья во всю длину, закрыв ими половину неба над камерой. - Вот то чувство, которое я хотела бы испытать».
-Любовь? Э-э… - Он сглотнул комок в горле и жалко промямлил: - Я многое мог бы о ней рассказать.
Ага, насмешливо отметило сознание. Уж ты-то точно мог бы о ней рассказать! Вечный неудачник-одиночка…
Интересно, что сейчас делает Мриф? Разъезжает по пустым проспектам на черном катафалке? Он одернул себя. В присутствии телепата не следовало отвлекаться на мысли о личном.
«Я чувствую любовь. - Драконша говорила восторженно. - От тебя, сейчас. О-о!»
Он густо покраснел, как мальчишка, застигнутый на воровстве сладостей. Неужели его мысли о Мриф читает драконша?
- Ну, это не совсем так…
«Расскажи мне о любви», - потребовала Гортензия и уложила крылья на решетку.
- О любви? - Вопрос застал его врасплох. О чем он может ей рассказать? О коротких свиданиях со случайными девицами, о неудачной влюбленности в десятом классе, о первой любви после армии - зрелой соседке по площадке, отдыхавшей с соседским парнишкой после скучных трудовых будней с мужем? - Любовь, это… Вообще-то это очень высокое чувство, Гортензия.
Леха, сидевший рядом, приоткрыл глаза и критически обозрел сидящего Тимофея. Потом, покачав головой, грустно произнес:
- Нет, с тобой точно не все в порядке. Ты что, этому зубастому аэробусу о любви толкуешь?
Тимофей прижал палец к губам, призывая того молчать.
«Рассказывай, - попросила драконша, - расскажи мне о любви все. Когда она начинается, что бывает, если к кому-то чувствуешь это, как ты сказал, высокое чувство!»
- А чем она кончается, ты ей тоже будешь рассказывать? - весело спросил у него Леха.
Тимофей ответил насмешливой улыбкой:
- Нет, это я оставлю тебе.
- Да я просто так! - Леха дрыгнул ногой и поспешно начал укладываться на пол. - Только этого мне и не хватало - драконам курс сексуальной подготовки читать… Я ложусь спать. Больной я и на голову контуженный. И не вздумай меня будить!
- Спи спокойно… - проворчал Тимофей, поспешно обдумывая, что бы сказать драконше. - Тебя я точно не потревожу - еще испортишь девочку.
Леха засопел носом, изображая сон. Гортензия сверху капризно напомнила:
«Я жду».
- Гм… - Не о поцелуях же ей рассказывать! И не о прочих плотских удовольствиях.
Вот если бы вместо драконши рядом с ним оказалась Мриф, он бы точно знал, с чего следует начать.
Тимофей сунул руку в карман джинсов и нащупал на дне жемчужинку, перекочевавшую туда с кудрявых волос эльфессы. У древних греков вроде бы имелся самый подходящий эпитет для таких волос - прекраснокудрая… Мриф была именно такая - и даже еще прекраснее, чем могли представить себе гомеровские греки. На лице Тимофея появилась блаженная улыбка, которая, впрочем, почти тут же исчезла. Он вернулся с небес на землю. Вряд ли Мриф когда-нибудь позволит просвещать себя. Вот если бы они вернулись героями и победителями, тогда, возможно…
Тимофей оборвал очередной виток своих фантазий. Как он это себе представляет? Она - подруга самого короля. Что, король Михраэль напьется на вечеринке в честь их радостного возвращения и завалит где-нибудь в кустах лучшую из подружек Мриф… а та, разобидевшись и расчувствовавшись, тут же переметнется именно к Тимофею? Она - гордая эльфесса. И прекраснейшая из женщин, которых он когда-либо видел. Он ей не пара.
Гортензия, напоминая о себе, нетерпеливо брякнула по прутьям решетки мощным хвостом.
После короткого раздумья он запрокинул голову, полузакрыв глаза. И начал довольно вдохновенно врать:
- Любовь - это такое чувство… Великое и чистое.
«Это не слишком точное определение», - пожаловалась Гортензия.
Он подумал и решился дать более точное определение.
- Это когда какое-то существо становится для тебя очень близким. Не в смысле расстояния. А в смысле того, что это существо становится словно частью… частью твоего крыла. Понимаешь? И если с ним что-то случится - лететь ты, конечно, сможешь, но оно будет тебя все время беспокоить.
«Крыло, часть, беспокоить… - задумчиво протянула Гортензия. - А я слышала совершенно другое. Про любовное томление, вздохи на скамейке…»
- Ну и это тоже, - неуверенно сказал Тимофей. - Но это только между особями одного вида.
«Ах! - Драконша наверху игриво извернулась, взмахнув крыльями. По камере пронесся небольшой ураган. - Нельзя мыслить так узко. Значит, ты мог бы рассказать мне про все это».
- Ну, в каком-то смысле… - туманно высказался Тимофей. - Наверное, мог бы. Только, боюсь, что это в данной ситуации невозможно.
«Почему?» - Гортензия пришла в возбуждение.
Тимофей снизу видел когти, переминающиеся по решетке.
Он вытянул ногу и похлопал себя по бедру.
- Вот из-за этого. Гортензия, я слишком серьезно ранен. И если не получу немедленную помощь, то, боюсь, долго не проживу.
«О-о! - Драконша опять извернулась, вытянула шею и приблизила голову к тому месту на решетке, под которым он сидел. Потом неуверенно проговорила: - А тебе нельзя как-нибудь помочь?»
Тимофей едва не подпрыгнул на месте. Так. Они подошли к самому тонкому месту в его интриге. Он бросил взгляд в сторону сокамерников. Теперь следовало быть очень осторожным. Наверняка общество отставных каудильо давно уже прислушивается к словам и фразам, которые странный парень из их камеры бросает в пустоту. И вряд ли они верят, как верил простодушный Леха в самом начале его беседы с драконом, что Резвых сбрендил…
- Помочь могут. Но не здесь, - коротко произнес Тимофей, надеясь, что Гортензии этого хватит, что бы домыслить все остальное.
«А тогда где?» - бухнуло в голове.
- Сначала надо… - Он сложил растопыренные ладони в бабочку и помахал ими, изображая полет вверх. Потом добавил: - Я не могу говорить точнее.