— …Только не подумай, что я пытаюсь тебя вовлечь в наши церковные… как бы это поделикатнее выразиться…
— Разборки, — подсказал Валентин.
— Да, именно разборки.
— Опять секты на горизонте нарисовались? — участливо спросил парень.
— Не совсем. Тут другое. Ты про Глафиру Рамодановскую слышал?
— Краем уха. Вроде как старица такая объявилась. Чуть ли не за святую почитают.
— Не старица она, а дитя. Совсем еще дитя. Восьми лет от роду. А старец при ней есть. Они вместе по больницам ходят. Самых безнадежных больных навещают со словами утешения. Молитвы читают. А старец еще и исповедует, и отпущение грехов дает, хотя права такого не имеет, так как не рукоположен церковью. Я один раз на такой процедуре присутствовал. Слушал девочку. Вроде и молитвы она читает правильно, и говорит от души, а вот чувствую, что что-то здесь не то! Сомневаюсь я, что ее молитвы во благо страждущим идут.
— Да в чем проблема-то?
— Умирают эти больные. Сразу после исповеди и последних слов утешения умирают. Обычно на последней исповеди люди плачут, просят замолить перед Богом свои грехи, но богу душу отдают после слов утешения не сразу! Вернее, скажу так: не все умирают сразу, а все, кого эта так называемая святая Глафира Рамодановская посещает, прямо после исповеди богу душу отдают. Со счастливой улыбкой на устах в мир иной уходят. Неестественно это.
— Ничего себе утешительница! Да это ангел смерти какой-то. Почему тогда ее святой зовут?
— А она не только последнее утешение умирающим приносит. Некоторых со смертного одра поднимает, и у врачей потом глаза на лоб лезут. Полное излечение. Причем молниеносное излечение. А однажды уже официально признанного умершим человека к жизни вернула.
— Ух ты-ы! Похоже на второе пришествие Христа. Правда, Христос в юбке…
— Сам бы во второе пришествие поверил, — перебил Валентина отец Никодим, — если б она со смертного одра всех подряд поднимала. Эта якобы святая с того света возвращает только очень состоятельных людей. И, как я подозреваю, небезвозмездно.
— А это уже незаконное предпринимательство. Надо на них налоговую натравить. Пусть лицензию проверят.
— Валентин, я же с тобой серьезно говорю, — расстроился отец Никодим.
— И я серьезно. Кстати, что собой представляет этот старец? Наверняка ведь именно он занимается финансовыми операциями. Вряд ли у девочки на это ума хватит.
— Он зовет себя Серафимом Сварожским. К официальной церкви отношения не имеет, я уже проверил. Данных о нем очень мало, но, судя по тому, что крестится двум перстами, из староверов старец. В районе Сварожской гати есть несколько староверческих скитов.
— Вот почему вы о разборках церковных заговорили, — сообразил Валентин.
— Да. Очень не хотелось бы, чтоб это было воспринято как сведение счетов между различными религиозными конфессиями. Я просто чувствую, что здесь что-то не то, и боюсь, что святостью здесь и не пахнет.
— Чутье старого спецназовца заговорило?
— Да. Но это все пока мои предположения. После знакомства с вашей уважаемой организацией у меня возникла мысль: а не является ли эта парочка вашими клиентами? Поэтому, прежде чем звонить во все колокола, я решил обратиться к тебе с неофициальной просьбой: присмотрись к ним повнимательней, если, конечно, найдешь на это время.
— Присмотрюсь. Сегодня не обещаю, не исключено, что в конторе зависнуть придется, но в течение двух-трех дней обязательно эту парочку навещу. Если что учую, наше ведомство подключу и вас в пределах дозволенного проинформирую.
— Спасибо, Валентин. Я в тебе не сомневался. Благословляю тебя на дело сие благое. — Отец Никодим осенил крестным знамением юношу и покинул салон автомобиля.
Лейтенант проводил его взглядом. Как только настоятель скрылся за церковной оградой, Валентин надавил на педаль газа и помчался к родной конторе, стремясь наверстать упущенное время. Через пятнадцать минут он был на месте. Поставив машину на служебную стоянку, Валентин потоптался около нее, а потом, махнув рукой, извлек из багажника собранный Жилой баул. С вызовом хозяина в контору тот не ошибся, так, может, и с аналитиками что-то путное получится?
Вид лейтенанта с огромной сумкой через плечо, пытавшегося протиснуться через вертушку, развеселил охрану.
— Что в сумке? — напустил на себя грозный вид Славик, который дежурил сегодня в стеклянной будке проходной.
— Завтрак, обед и ужин… с собой, — пропыхтел Валентин, пытаясь преодолеть препятствие, но строгий вахтер не спешил нажимать педаль разблокировки вертушки.
— На досмотр! — облизнулся Славик, окидывая баул плотоядным взглядом.
Валентин понял, что его сейчас будут конкретно бомбить, и не ошибся. Подскочившие охранники сдернули с него сумку, расстегнули молнию и начали азартно рыться в «туесочке», собранном заботливым Жилой хозяину в дорогу.
— Слушай, да тут и впрямь одна жратва, — удивился один из охранников, доставая из баула солидный шматок сала.
— Что, действительно только жратва? — удивился Славик, высовываясь из будки.
— Ага, — подтвердил второй охранник, выуживая из сумки хлеб и банку с огурцами. — Тут еще и бутерброды есть.
— Да он реально захолостяковал, — восхитился Славик. — Только жена за порог, а ему уже кто-то бутерброды в дорогу сооружает.
— Что за грязные намеки? — возмутился Валентин.
— Ладно, Херувим, не парься, Папе не сдадим, — хмыкнул первый охранник. — Нет, ну надо же, ни одной бутылки.
— Даже конфисковать нечего, — тяжко вздохнул второй охранник, — а я так надеялся вечерком после работы таможенный сбор под хорошую закуску приговорить.
— А вот фиг вам всем! — обрадовался Валентин. — Руссо агенто! Облико морале!
— Ладно, проходи, — махнул рукой вахтер. — И не забудь к Папе заглянуть.
— Он мне к аналитикам велел идти.
— Ничего не знаю. Папа приказал: к нему.
Охранники покидали провизию обратно в сумку и пропустили юношу. Система электронной защиты отсканировала радужку глаза действующего агента конторы «Ангелов Миллениума», лифт распознал капиллярные узоры его пальца и послушно опустил на полторы сотни метров под землю, доставив на территорию конторы. Первым делом юноша прошмыгнул в пустующую в связи с отпуском сотрудников секцию третьего крыла, затолкал под свой письменный стол баул и только после этого отправился на ковер к начальству.
— Агент Херувим явился для выполнения особо опасного задания, — по-военному щелкнул он каблуками, войдя в кабинет.