– У него уже никакого «портрета» не осталось…
– Это ты так думаешь. Наверняка он сам полагает по‑другому. Суггестия, эмоционально‑стрессовая терапия, психокоррекция – это не ко мне. Да и не поможет это, И о том, чтоб разрешить ему вернуться,, даже и думать не смей» Он человек других взглядов, сама понять должна.
– Полагаешь?
– Уверена. Ни к чему тебе заново раны растравлять. Над диссертацией работать надо.
– Ну и ладно. Нет так нет. Пойду я ужин приготовлю. Время‑то уже к вечеру, а мне еще надо статью дописывать.
Я ушла на кухню и не слышала, как моя рыжая киска пробормотала, сворачиваясь клубочком на диване: «Все р‑равно я для тебя что‑нибудь придумяую…».
Статья летела к финалу, где я собиралась разгромить негативное мужское мышление, подавляющее в женщине творческое начало и запирающее ее в плотные рамки Домостроя; я чувствовала вдохновенный полет мысли, полемизировала с Бахтиным, всуе поминала теорию Жермунского и даже пеняла Афанасьеву за его неверную концептуализацию так называемых «Заветных сказок»… и вдруг все рухнуло. Компьютер завис.
Мертво завис.
– Негодяй! – сказала я компьютеру, начала перезапуск, втайне надеясь, что все отладится, но. компьютер как‑то, странно захрюкал, пискнул пару раз и вместо того, чтобы продемонстрировать мне знакомые облачка Windows, залил экран каким‑то потусторонним ядовито‑зеленым цветом. По этой зелени поползла надпись: «Извините, ваш диск С отформатирован. У вас в гостях был вирус Анти‑Касперского».
Я застонала.
Все‑таки муж мне отомстил.
Я вспомнила, как он месяц назад приволок какой‑то диск, обозвав крутой игрушкой, и возился, устанавливал его. После этой «игрушки» моя машина висла раз шесть, но благополучно реанимировалась.
Видимо, сегодняшний случай был последним.
– Черт с тобой! – обратилась я к машине, похоронившей полтора года моих трудов. У меня есть черновики, дискеты, распечатки. Выживу!
Хотя, если честно, выживать уже надоело.
Хотелось просто жить.
Я села на пол возле рабочего стола и заплакала – последний раз за этот полный бурными событиями день.
На мой плач пришла из кухни кошка Руфина, потерлась мордочкой о локоть и сказала:
– Да, Василиса, случай у тебя запущенный… Совсем ты духом пала.
На мой плач пришла из кухни кошка Руфина, потерлась мордочкой о локоть и сказала:
– Да, Василиса, случай у тебя запущенный… Совсем ты духом пала.
– Руфина, если б ты знала… Мне вот даже по душам серьезно поговорить не с кем, кроме тебя!
– Понятненько. Ладно, Василисушка, не горюй, не печалуйся. Голос у кошки стал каким‑то гипнотическим, обволакивающим все тело, как меховой палантин. Ложись‑ка, милая, спать‑почивать, утро вечера мудренее.
– А моя работа… – слабо всхлипнула я.
– Спи, Василисушка.
В мое сознание проник шелковистый голосок, и я действительно заснула.
Я достала из холодильника молоко, перелила его в старую турку (сто лет уже не варила нормального кофе!) и поставила на плиту. И тут меня взяло любопытство.
– Руфина, – Крикнула я из кухни. А что ты в кабинете, делаешь?
Ответом мне было шуршание запускаемого системного блока.
Я влетела в кабинет и изваянием застыла в дверях. Руфина что‑то такое творила с моим компьютером, что заставила меня подумать о том, что она не просто говорящая кошка, а еще и кошка‑программист.
– Я отладила твою систему полностью. Вирус снесла. Все файлы восстановила. Так что цела твоя статья, хотя, прочитав ее, я не могу согласиться с твоей трактовкой сказочной действительности, – тараторила кошка, водя по коврику мышкой (ой, вот оксюморон получился!) и вдруг завопила: – Василиса, молоко убежало!!!
Зачертыхавшись, я получила на кухне ощутимое тому доказательство. Пришлось сунуть в мойку залитую Молочной пеной турку, протереть плиту и открыть форточку, чтобы запах горелого молока не вызывал во мне чувства собственной неполноценности.
– Я так понимаю, что молока на завтрак не будет? – Моя рыжая подруга явилась в кухню.
– Увы… Прости, Руфина.
– Пустое. Это ты меня прости. В конце концов, ты хозяйка, тебе лучше знать, кормить меня или: с лестницы спустить.
– Да как же я тебя с лестницы спущу? – удивилась я такому варварству,
– Некоторые спускали, – вздохнула Руфина. Не могли вынести моих нравственных, воззваний к их косной совести. Ну, это те, которые хотели бассейн и вертолетную площадку… Кстати, а шпрот у тебя нет?
– Кажется, оставались. Шпроты были.
Руфина устроила себе рыбный день, а я пила чай с радостным ощущением того, что живу не напрасно: мои труды не пропали даром, все записи восстановила чудесная кошка Руфина…
– Я теперь даже не боюсь идти на лекцию к этим студентам, – сказала я Руфине.