Он просто хотел его выпихнуть из подвала.
Упрямый Хреноредьев уперся.
– Не вылезу! Хоть режь! Рви на куски! Едрена тарахтелка!
Паку вдруг все надоело.
– Ну и будем сидеть, – сказал он потухшим голосом.
– Вот и будем! – жестко подтвердил Хреноредьев. И забился в противоположный угол.
Минут десять они просидели молча. Хреноредьев скрипел остатками зубов. Пак привыкал к темноте, отдыхал после трудов праведных.
Сверху кто‑то просунул голову. Это был Буба Чокнутый.
– Вы чего там сидите? – спросил он.
– Пошел на хрен! – буркнул Пак.
Хреноредьев не выдержал и набросился на Пака с кулаками.
– Получай! Получай, гаденыш!
Он был жесток в ярости. Пак даже не ожидал такого натиска от бессильного, казалось бы, инвалида. Но он выбрал удачный момент, отпихнул его от себя обеими клешнями, выхватил железяку, вскинул, нажал крюк... в последний миг он успел сдвинуть ствол чуть левее. И пуля не попала в Хреноредьева. Она пробила старую полуизгнившую рогожу. И ударила во что‑то полое, железное – от звона и гула заложило уши.
– Чего ето? – поинтересовался Хреноредьев.
– Щас узнаем!
Пак сдернул рогожу. За ней была большая проржавевшая заслонка с дырой посередине. Из заслонки торчала ручка. Но не обычная, какие бывают на дверях, а какая‑то круглая. Пак почесал макушку.
– Не пойму чего‑то... – начал было он.
Но сверху вдруг свалился Буба Чокнутый, заехав пяткой под глаз Хреноредьеву и ударившись плечом о стоящий посреди подвала ящик с тряпьем.
– Уууу‑а!!! – взвыл он.
– Так те и надо, едрена! – обрадовался Хреноредьев, потирая синяк.
Пак осторожненько водил клешней по поверхности заслонки.
Отправившийся Буба отпихнул его.
– Отойди, недоумок! – сказал он. – Тут надо мозгами шевелить! Тут с головой надо.
Он дернул ручку на себя. Заслонка не поддалась. Тогда он уперся одной ногой в стену и дернул еще, и еще раз. Заслонка со скрипом отошла. Пак удивился – какая она была толстая, с его клешню толщиной.
За заслонкой была дыра, ведущая в темноту и неизвестность.
Буба осторожно просунул в дыру голову. Потом повернул набрякшее лицо к Паку и Хреноредьеву и сказал:
– Спокойно, придурки! Тут с умом надо!
Он подался еще немного вперед, потерял равновесие, перевалился через край и пропал из виду. Через несколько мгновений снизу послышался гулкий шлепок. Буба Чокнутый, видно, приземлился.
– Во‑о, голова! – Хреноредьев погрозил Паку пальцем. – Учись, щенок, едрит тя этой заслонкой по башке!
Пак помолчал немного и сказал:
– Надо выручать Чокнутого. Веревки есть?
Хреноредьев задумался, потом ответил:
– Откуда, едрена, было два конца, так имя передовика Пуго к трибуне привязали.
– Значит, нету! – огорчился Пак, – дожили, две веревки на поселок, и‑эх!
Хреноредьев просунул в дыру голову и трагическим голосом вопросил:
– Буба, где ты?!
– Бу‑бу‑бу‑бу... – прокатилося эхом.
– Не отзывается, умник!
– Ладно, я полезу, – решался Пак.
Он понадежнее запихнул под комбинезон железяку – обоймы лежали у него в карманах – огляделся, будто прощаясь с родным и знакомым навеки. И шагнул к дыре.
Хреноредьева он проинструктировал:
– Ты вот чего, старый обрубок! Ежели мы вылезти не сможем, кидай туда, что под руку подвернется, да побольше – сложим горочкой, глядишь, и до края дотянемся.
Понял?
– Понял, – недовольно проворчал Хреноредьев.
– Ну, тогда прощай на всякий случай!
Пак перевалился через край, повисел немного на вытянутых руках, болтая ногами, пытаясь нащупать опору. Но не нащупал. И разжал руки...
Очнулся он от вопля Хреноредьева, усиленного эхом.
– Эй, Па‑ак! Ты живо‑о‑ой?!
– Живой! – отозвался Пак. И приподнялся.
Он вытянул руки, пытаясь определиться – что, где, как. С одной стороны была пустота. С другой Пак нащупал несколько железных скоб – одна выше другой. Это была лесенка. Он выругал себя последними словами, стоило прыгать, когда вот она, лестница – хошь вверх, хошь вниз... Он не сомневался в том, что лестница вела в Эдин подпол. И все же Пак оторвался от нее и пошел в противоположную сторону. Через семь или восемь шагов он наткнулся на глухую стену. Постучал. Стена была железной. Внизу она покато переходила в пол. Труба, сообразил Пак, огромная, широченная труба!
– Буба, умник, ты где? – позвал Пак. – Отзовись!
– Чего орешь! – буркнул Буба из‑за самого плеча. – Тута я! Разорался, обалдуй!
Пак облегченно вздохнул. Ему уже надоели трупы за сегодняшний день. И он был искренне рад, что Буба живой.
– Эй, чего вы там! Отвечайте! – орал сверху Хреноредьев.
Ответить ему было нечего. Надо было сперва разобраться.
– Чего там?! – не успокаивался инвалид.
Буба высморкался, посопел и крикнул вверх:
– Чего, чего! Цистерна баланды да бак пойла, вот чего!
В образовавшейся тишине стало слышно, как тяжело и с натугой засопел наверху Хреноредьев. Но тут же послышался его голос:
– Не трожьте без меня, едрена тарахтелка! Эй, слыхали! Я, как член поселкового совета, ответственно заявляю – не трожьте! Щя уже, лезу к вам...
Пак хотел крикнуть, чтобы Хреноредьев ощупал стены, может до лестницы доберется. Но не успел. Рядом тяжелым кулем шлепнулось тело Хреноредьева, расплывшееся и обрюзгшее. Только деревяшки протезов скрипнули.
– Ох, едрит твою! – заявил Хреноредьев натужно.
И тут же встал, дыша в лицо Паку какой‑то дрянью. Он был явно несокрушим.
– Где здесь цистерна, едрена‑матрена?! Где бак?!
Буба сунул ему под самый нос кукиш.
– Вот тебе и бак, и цистерна, и хрен с редькой!
Инвалид взвыл сатанинским воем.
По трубе раскатилось протяжное:
– Ы‑ы‑ы‑а‑а‑а‑угхр‑ры‑ы!!!
Пак сочувственно похлопал инвалида по плечу.
В это время где‑то вдалеке еле забрезжил свет. Он был поначалу совсем слабеньким – так себе, не свет, а мерцанье. Но потом становился все сильнее и сильнее. Пока не перерос в ослепительный, бьющий по глазам напор фар. Вместе со светом рос гул, лязг, треск – из еле различимого до оглушительного, непереносимого.
Пак, Буба Чокнутый и инвалид Хреноредьев в едином порыве вжались в стену – ни живы, ни мертвы.
Мимо с дьявольским грохотом, неимоверно гудя в полой трубе, стуча гусеницами и вся сотрясаясь, пронеслась бронированная машина... Пронеслась, высвечивая потаенные дали, поднимая пыль столбом, оставляя угарное зловоние... Пронеслась и пропала в неизвестности. Лишь долго еще вибрировали стены да что‑то мерно гудело. Но со временем все стихло.
– Надо вылазить отседа, к едрене фене! – предложил Хреноредьев шепотом. – Бежать, покеда нас всех тут не уконтропупили! Такая моя идея, едрит ее громыхалой!
– Похоже, мы все тут недоумки! – высказал вдруг интересную мысль Буба Чокнутый.