И я ощутил стыд, словно умышленно выдавал себя за человека, которому в подметки не гожусь…
-Как вы это сделали? - спросил я вполголоса.
-Пустяки, - ответил мастер, как-то особенно улыбаясь. - Вы оказались довольно легким клиентом, хотя и основательно подзапущенным.
Я как Нарцисс стоял перед зеркалом и не мог отойти. Потом мне вдруг стало жутко. Мастер был волшебником, и волшебником недобрым, хотя сам, наверное, и не подозревал об этом. В зеркале, озаренная прожекторами, необычайно привлекательная и радующая глаз, отражалась ложь. Умная, красивая, значительная пустота. Нет, не пустота, конечно, я не был о себе такого уж низкого мнения, но контраст был слишком велик. Весь мой внутренний мир, все, что я так ценил в себе… Теперь его вообще могло бы не быть. Оно было больше не нужно. Я посмотрел на мастера. Он улыбался.
-У вас много клиентов? - спросил я.
Он не понял моего вопроса, да я и не хотел, чтобы он меня понял.
-Не беспокойтесь, - ответил он. - Вас я всегда буду работать с удовольствием. Сырье самое высококачественное.
-Спасибо, - сказал я, опуская глаза, чтобы не видеть его улыбки. - Спасибо. До свидания.
-Только не забудьте расплатиться, - благодушно сказал он. - Мы, мастера, очень ценим свою работу.
-Да, конечно, - спохватился я. - Разумеется. Сколько я должен?
Он сказал, сколько я должен.
-Как? - спросил я, приходя в себя.
Он с удовольствием повторил.
-С ума сойти, - честно сказал я.
-Такова цена красоты, - объяснил он. - Вы пришли сюда заурядным туристом, а уходите царем природы. Разве не так?
-Самозванцем я ухожу, - пробормотал я, доставая деньги.
-Ну-ну, не так горько, - вкрадчиво сказал он. - Даже я не знаю этого наверняка. Да и вы не уверены… Еще два доллара, пожалуйста… Благодарю вас. Вот пятьдесят пфеннигов сдачи… Вы ничего не имеете против пфеннигов?
Я ничего не имел против пфеннигов. Мне хотелось скорее уйти.
В вестибюле я некоторое время постоял, приходя в себя, глядя через стеклянную стену на металлического Владимира Сергеевича. В конце концов, все это очень не ново. В конце концов, миллионы людей совсем не то, за что они себя выдают. Но этот проклятый парикмахер сделал меня эмпириокритиком. Реальность замаскировалась прекрасными иероглифами. Я больше не верил тому, что вижу в этом городе. Залитая стереопластиком площадь в действительности, наверное, вовсе не была красива. Под изящными очертаниями автомобилей мнились зловещие, уродливые формы. А вон та прекрасная, милая женщина на самом деле, конечно, отвратительная, вонючая гиена, похотливая, тупая хрюшка. Я закрыл глаза и помотал головой. Старый дьявол…
Неподалеку остановились два лощеных старца и принялись с жаром спорить о преимуществах фазана тушеного перед фазаном, запеченным с перьями. Они спорили, истекая слюной, чмокая и задыхаясь, щелкая друг у друга под носом костлявыми пальцами. Этим двум никакой мастер помочь не смог бы. Они сами были мастерами и не скрывали этого. Во всяком случае, они вернули меня к материализму. Я подозвал портье и спросил, где ресторан.
-Прямо перед вами, - сказал портье и, улыбнувшись, поглядел на спорящих старцев. - Любая кухня мира.
Вход в ресторан я принял за ворота в ботанический сад. Я вошел в этот сад, раздвигая руками ветви экзотических деревьев, ступая то по мягкой траве, то по неровным плитам ракушечника.
В пышной прохладной зелени гомонили невидимые птицы, слышались негромкие разговоры, звяканье ножей, смех. Мимо моего носа пролетела золотистая птичка. Она с натугой тащила в клюве маленький бутерброд с икрой.
-Я к вашим услугам, - сказал глубокий бархатный голос.
Из зарослей выступил мне навстречу величественный мужчина со щеками на плечах.
-Обед, - коротко сказал я. Не люблю метрдотелей.
-Обед… - повторил он значительно. - Обед в обществе? Отдельный столик?
-Отдельный столик. А впрочем…
В руке у него мгновенно появился блокнот.
-Мужчину вашего возраста будут рады видеть у себя за столом миссис и мисс Гамилтон-Рэй…
-Дальше, - сказал я.
-Отец Жофруа…
-Я предпочел бы аборигена, - сказал я.
Он перевернул листок.
-Только что сел за стол доктор философии Опир.
-Пожалуй, - сказал я.
Он спрятал блокнотик и повел меня по дорожке, выложенной плитами песчаника. Где-то вокруг разговаривали, ели, шипели сифонами. В листве разноцветными пчелами метались колибри. Метрдотель почтительно осведомился:
-Как прикажете вас представить?
-Иван. Турист и литератор.
Доктору Опиру было под пятьдесят. Он сразу понравился мне, потому что немедленно, без всяких церемоний, прогнал метрдотеля за официантом. Он был румяный, толстый и непрерывно и с удовольствием говорил и двигался.
-Не затрудняйтесь, - сказал он, когда я потянулся за меню. - Все уже известно. Водка, анчоусы под яйцом - у нас их называют пасифунчиками, - картофельный суп «лике»…
-Со сметаной, - вставил я.
-Разумеется!.. Паровая осетрина по-астрахански, ломтик телятины…
-Я хочу фазанов. Запеченных с перьями.
-Не надо: не сезон… Ломтик говядины, угорь в сладком маринаде…
-Кофе, - сказал я.
-Коньяк, - возразил он.
-Кофе с коньяком.
-Хорошо. Коньяк и кофе с коньяком. Какое-нибудь бледное вино к рыбе и хорошую натуральную сигару…
Обедать с доктором философии Опиром оказалось очень удобно. Можно было есть, пить и слушать. Или не слушать. Доктор Опир не нуждался в собеседнике. Доктор Опир нуждался в слушателе. Я в разговоре не участвовал, я даже не подавал реплик, а доктор Опир с наслаждением ораторствовал, почти не прерываясь, размахивая вилкой, но тарелки и блюда перед ним пустели тем не менее с прямо-таки таинственной быстротой.
В жизни не встречал человека, который бы так искусно говорил с набитым и жующим ртом.
-Наука! Ее Величество Наука! - восклицал он. - Она зрела долго и мучительно, но плоды ее оказались изобильны и сладки. Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Сотни поколений рождались, страдали и умирали, и никогда никому не захотелось произнести этого заклинания. Нам исключительно повезло. Мы родились в величайшую из эпох - в Эпоху Удовлетворения Желаний. Может быть, не все это еще понимают, но девяносто девять процентов моих сограждан уже сейчас живут в мире, где человеку доступно практически все мыслимое. О наука! Ты наконец освободила человечество! Ты дала нам, даешь и будешь отныне давать все… пищу - превосходную пищу! - одежду - превосходную, на любой вкус и в любых количествах! - жилье - превосходное жилье! Любовь, радость, удовлетворенность, а для желающих, для тех, кто утомлен счастьем, - сладкие слезы, маленькие спасительные горести, приятные утешительные заботы, придающие нам значительность в собственных глазах… Да, мы, философы, много и злобно ругали науку.