. Я их ненавижу!.. Дрожки… Водки… Бабы… Студень безмозглый…
-Да, конечно, успокойся… Только не падай.
-Довольно ур-п… упреков!.. Вы мне надоели вашим фарисейством… пу-ри-тант… танством… Нужно рвать! Стрелять! Всех стереть с лица з-земли!
-Ох и нализался! А я было решил, что он совсем протрезвел…
-Я тр-резв! Я все помню. Двадцать восьмого… Что, не так?
-Заткнись, балда!
-Ч-ш-ш-ш-ш! Вер-рна! Враг начеку… Ребята, тут был где-то шпик… Я же с ним разговаривал… Браслет, сволочь, с-снял… Но я этого стукача еще до двадцать восьмого…
-Да замолчи ты!
-Ч-ш-ш-ш-ш! Все! И ни слова больше… И не беспокойтесь, минометы за мной…
-Я его сейчас убью, этого подонка…
-Па вр-врагам сци… цивилизации… Полторы тысячи литров слезогонки - лично… Шесть секторов… Э-эк!
Я был уже у ворот своего дома. Когда я оглянулся, пьяный лежал лицом вниз, приземистый сидел над ним на корточках, а длинный стоял поодаль и потирал левой рукой ребро ладони правой.
-Ну зачем ты это сделал? - сказал приземистый. - Ты же его искалечил.
-Хватит болтовни, - сказал длинный яростно. - Никак не отучимся болтать. Никак не отучимся пить водку. Хватит.
Будем как дети, доктор Опир, подумал я, по возможности бесшумно проскальзывая во двор. Я придержал створки ворот, чтобы они не щелкнули, закрываясь.
-А где этот? - спросил длинный, понижая голос.
-Кто?
-Этот тип, который шел впереди…
-Свернул куда-то…
-Куда, ты не заметил?
-Слушай, мне было не до него.
-Жаль… Ну ладно, бери его и пошли.
Отступив в тень яблонь, я смотрел, как они проволокли пьяного мимо ворот. Пьяный страшно хрипел.
В доме было тихо. Я прошел к себе, разделся и принял горячий душ. Гавайка и шорты попахивали слезогонкой и были покрыты жирными пятнами светящейся жидкости. Я бросил их в утилизатор. Затем я осмотрелся перед зеркалом и еще раз подивился, как легко отделался: желвак за ухом, порядочный синяк на левом плече и несколько ссадин на ребрах. Да ободранные кулаки.
На ночном столике я обнаружил извещение, в котором мне почтительно предлагалось внести деньги за квартиру за первые тридцать суток. Сумма оказалась изрядной, но вполне терпимой. Я отсчитал несколько кредиток и сунул их в предусмотрительно оставленный конверт, а затем лег на кровать, закинув здоровую руку за голову. Простыни были прохладные, хрустящие, в открытое окно вливался солоноватый морской воздух. Над ухом уютно сопел фонор. Я собирался немного подумать перед сном, но был слишком измотан и быстро задремал.
Что-то разбудило меня, и я открыл глаза и насторожился, прислушиваясь. Где-то недалеко не то плакали, не то пели тонким детским голосом. Я осторожно поднялся и высунулся из окна. Тонкий прерывающийся голос бормотал: «…В гробах мало побыв, выходят и живут, как живые среди живых…» Послышалось всхлипывание. Издалека, словно комариный звон, доносилось: «Дрожка! Дрож-ка!» Жалобный голос произнес: «…Кровь с землей замешав, не поест…» Я подумал, что это пьяная Вузи плачет и причитает в своей комнате наверху, и позвал вполголоса: «Вузи!» Никто не отозвался.
Издалека, словно комариный звон, доносилось: «Дрожка! Дрож-ка!» Жалобный голос произнес: «…Кровь с землей замешав, не поест…» Я подумал, что это пьяная Вузи плачет и причитает в своей комнате наверху, и позвал вполголоса: «Вузи!» Никто не отозвался. Тонкий голос выкрикнул: «Уйди от волос моих, уйди от мяса моего, уйди от костей моих!» - и я понял, кто это. Я перелез через подоконник, спрыгнул в траву и вошел в сад, прислушиваясь к всхлипываниям. Между деревьями показался свет, и скоро я наткнулся на гараж. Ворота были полуоткрыты, я заглянул внутрь. Там стоял огромный блестящий «опель». На монтажном столике горели две свечи. Пахло ароматическим бензином и горячим воском.
Под свечами на шведской скамейке сидел Лэн в белой до пяток рубашке и босиком, с толстой потрепанной книгой на коленях. Широко раскрытыми глазами он смотрел на меня, и лицо его было совсем белое и окаменевшее от ужаса.
-Ты что здесь делаешь? - громко спросил я и вошел.
Он молча смотрел на меня, затем начал дрожать. Я услышал, как стучат его зубы.
-Лэн, дружище, - сказал я. - Да ты, видно, не узнал меня. Это же я, Иван.
Он выронил книгу и спрятал руки под мышками. Как и сегодня утром, лицо его покрылось испариной. Я сел рядом с ним и обнял его за плечи. Он обессиленно привалился ко мне. Его всего трясло. Я посмотрел на книгу. Некий доктор Нэф осчастливил человечество «Введением в учение о некротических явлениях». Я пинком отбросил книгу под столик.
-Чья это машина? - спросил я громко.
-Ма… мамина…
-Отличный «форд».
-Это не «форд». Это «опель».
-А ведь верно, «опель»… Миль двести, наверное?
-Да…
-А где ты свечки достал?
-Купил.
-Да ну? Вот не знал, что в наше время продаются свечи. А у вас тут что, лампочка перегорела? Я, понимаешь, вышел в сад яблочко сорвать, гляжу, свет в гараже…
Он тесно придвинулся ко мне и сказал шепотом:
-Вы… Вы еще немножко не уходите.
-Ладно. А может, погасим свет и пойдем ко мне?
-Нет, туда нельзя.
-Куда нельзя?
-К вам. И в дом нельзя. - Он говорил с огромной убежденностью.
-Еще долго нельзя. Пока не заснут.
-Кто?
-Они.
-Кто - они?
-Они. Слышите?
Я прислушался. Слышно было только, как шуршат ветки под ветром, да где-то далеко-далеко орут: «Дрож-ка! Дрож-ка!»
-Ничего особенного не слышу, - сказал я.
-Это потому, что вы не знаете. Вы здесь новичок, а новичков они не трогают.
-А кто же все-таки - они?
-Все они. Видели вы этого хмыря с пуговицами?
-Пети? Видел. А почему он хмырь? По-моему, вполне приличный человек…
Лэн вскочил.
-Пойдемте, - сказал он шепотом. - Я вам покажу. Только тихо.
Мы вышли из гаража, подкрались к дому и обогнули угол. Лэн все время держал меня за руку. Ладонь у него была холодная и мокрая.
-Вот, смотрите, - сказал Лэн.