Хищные вещи века - Братья Стругацкие 29 стр.


- Никому… просыпаться… Начинают… Тогда не просыпаться…

Оскар не нравился мне все больше и больше. Мне не нравилось, что он слушает бред Римайера. Мне не нравилось, что он оказался здесь раньше меня. И еще мне не нравилась ссадина на подбородке Римайера, совсем свежая. Рыжая морда, подумал я, глядя на Оскара, как же от тебя избавиться?

-Надо вызвать врача, - сказал я. - Почему вы не вызвали врача, Оскар? По-моему, это делириум тременс…

Я сейчас же пожалел о сказанном. От Римайера, к моему немалому изумлению, совсем не пахло спиртным, и Оскар, очевидно, хорошо знал это. Он ухмыльнулся и спросил:

-Делириум тременс? Вы уверены?

-Нужно немедленно вызвать врача, - повторил я. - И сиделок.

Я опустил руку на телефонную трубку. Он моментально подскочил ко мне и положил ладонь на мою руку.

-Зачем же вы? - сказал он. - Давайте лучше я вызову врача. Вы тут человек новый, а я знаю отличного врача.

-Ну какой там у вас врач… - возразил я, глядя на ссадину у него на костяшках пальцев. Эта ссадина тоже была свежая.

-Отличный врач. Как раз специалист по белой горячке.

-Вот видите, - сказал я. - А может быть, у Римайера и нет никакой белой горячки.

Римайер вдруг сказал:

-Так я велел… Альзо шпрахт Римайер… Наедине с миром…

Мы оглянулись на него. Он говорил высокомерно, но глаза его были закрыты, а лицо в складках дряблой серой кожи казалось жалким. Сволочь, подумал я про Оскара, имеет наглость торчать здесь. У меня вдруг мелькнула дикая мысль, показавшаяся мне в тот момент очень удачной: свалить Оскара толчком в солнечное сплетение, связать и заставить немедленно выложить все, что он знает. Знает он, вероятно, много. А может быть, и все. Он смотрел на меня, и в его бледных глазах были страх и ненависть.

-Хорошо, - сказал я. - Пусть врача вызовет портье.

Он убрал руку, и я позвонил портье. В ожидании врача я сидел возле Римайера, а Оскар ходил из угла в угол, перешагивая через лужу спиртного. Я следил за ним краем глаза. Он вдруг нагнулся и поднял что-то с пола. Что-то маленькое и пестрое.

-Что это там? - спросил я равнодушно.

Он поколебался немного, а затем бросил мне на колени плоскую коробочку с пестрой этикеткой.

-А, - сказал я и поглядел на Оскара. - «Девон».

-«Девон», - отозвался он. - Странно, что здесь, а не в ванной, правда?

Черт, подумал я. Пожалуй, я был слишком зелен, чтобы драться с ним в открытую. Я еще слишком мало знал.

-Ничего странного, - сказал я наобум. - Вы ведь, кажется, распространяете этот репеллент. Наверное, это образец, который вывалился у вас из кармана.

-У меня из кармана? - Он страшно удивился. - А, вы имеете в виду, что я… Но я уже давно выполнил все поручения и теперь просто отдыхаю. - Он помолчал. - Но, если вы интересуетесь, я мог бы помочь.

-Это очень интересно, - сказал я. - Я посоветуюсь…

Тут, к сожалению, дверь распахнулась, и появился врач в сопровождении двух сестер.

Врач оказался человеком решительным. Он жестом убрал меня с кушетки и отбросил портьеру, которой был накрыт Римайер. Римайер лежал совершенно голый.

-Ну конечно… - сказал врач.

Римайер лежал совершенно голый.

-Ну конечно… - сказал врач. - Опять… - Он поднял Римайеру веки, оттянул ему нижнюю губу, пощупал пульс. - Сестра, кордеин… И вызовите горничных, пусть вылижут эту конюшню до блеска… - Он выпрямился и посмотрел на нас. - Родственники?

-Да, - сказал я. Оскар промолчал.

-Вы нашли его уже без сознания?

-Он лежал и бредил, - сказал Оскар.

-Это вы перенесли его сюда?

Оскар помедлил.

-Я только укрыл его портьерой, - сказал он. - Когда я пришел, он лежал, как сейчас. Я боялся, что он простудится.

Врач некоторое время смотрел на него, потом сказал:

-Впрочем, это безразлично. Вы можете идти. Оба. С ним останется сиделка. Вечером можете позвонить. Всего хорошего.

-А что с ним, доктор? - спросил я.

Врач пожал плечами.

-Ничего особенного. Переутомление, нервное истощение… Кроме того, он, по-видимому, слишком много курит. Завтра он станет транспортабельным, и тогда увезите его домой. У нас ему оставаться вредно. У нас слишком весело. До свидания.

Мы вышли в коридор.

-Пойдемте выпьем, - предложил я.

-Вы забыли, что я не пью, - заметил Оскар.

-Жаль. Вся эта история меня так расстроила, что хочется выпить. Римайер всегда был таким здоровяком…

-Ну, в последнее время он сильно сдал, - сказал Оскар осторожно.

-Да, я с трудом узнал его, когда вчера увидел…

-Я тоже, - сказал Оскар. Он не верил ни одному моему слову. Я ему тоже.

-Где вы остановились? - спросил я.

-Здесь же, - сказал Оскар. - Этажом ниже, восемьсот семнадцатый номер.

-Жаль, что вы не пьете. Мы бы могли посидеть у вас и хорошо поговорить.

-Да, это было бы неплохо. Но, к сожалению, я очень спешу. - Он помолчал. - Знаете что, дайте мне ваш адрес, завтра утром я вернусь и зайду к вам. Около десяти - вас устроит? Или вы позвоните мне…

-Отчего же… - сказал я и дал ему свой адрес. - Честно говоря, меня очень интересует «Девон».

-Я думаю, мы сумеем договориться, - сказал Оскар. - До завтра.

Он сбежал по лестнице. Он действительно, по-видимому, спешил. А я спустился на лифте в вестибюль и дал телеграмму Марии: «Брату очень плохо чувствую себя одиноким бодрюсь Иван». Я и в самом деле чувствовал себя одиноким. Римайер снова вышел из игры - по крайней мере на сутки. Единственный намек, который он мне дал, - это совет насчет рыбарей. Ничего определенного у меня не было. Были рыбари, которые обитают где-то в Старом Метро; был «Девон», который, возможно, каким-то боком касался моего дела, но с тем же успехом мог не иметь к нему никакого отношения; был Оскар, явно связанный с «Девоном» и с Римайером, фигура достаточно неприятная и зловещая, но, несомненно, лишь одна из множества неприятных и зловещих фигур на местных безоблачных горизонтах; был еще какой-то Буба, снабдивший «Девоном» пористый нос… В конце концов, я здесь всего сутки, подумал я. Время есть. И на Римайера, в конце концов, можно еще рассчитывать, и Пека, может быть, удастся найти… Я вдруг вспомнил вчерашнюю ночь и дал телеграмму Зигмунду: «Концерт самодеятельности двадцать восьмого подробности не знаю Иван».

Назад Дальше