- Разве у вас Феня больше не служит?
- Служит. Но Феня есть Феня. А в доме бывают не простые люди.Ихнадо
принять, это могу сделать только я. Я нежалуюсь,просторассказываюо
своей жизни. Никуда не хожу, нигде не бываю. И ко мнениктонезаходит,
хоть бы ты заглянула как-нибудь.
- Когда? Днем я работаю, вечерами в институте.
- Да? Молодец! В каком?
- В строительном.
-Прекрасно!Уменямассазнакомыхпоэтойлинии,архитекторы,
инженеры-строители, может быть, нужна их помощь?
- Нет, - сказала Варя, - никакая помощь не нужна.
- Ну смотри, а то пожалуйста. Я говорю не толькоосвоеммуже,ао
своих знакомых... Люди с мировыми именами... Одно их слово-ивседля
тебя будет сделано.
- Ничего не надо, - нахмурилась Варя.
- Не надо, значит, не надо.
Вика остановилась.
- Мой телефон не потеряла?
- Нет.
- Вот и прекрасно. Звони, приходи, посидим, поболтаем...
6
Почта начала приходить регулярно. После убийства Кирова в газетах почти
ежедневно публиковалисьдлинныеспискитеррористов,заброшенныхиз-за
границы и расстрелянных в Москве,Ленинграде,Киеве,Минске.Создалось
впечатление, что именно они и убили Кирова.
Однако в конце декабря 1934 года газеты сообщили, чтоубийствоКирова
изместиорганизовализиновьевцы,бывшиеруководителиленинградского
комсомола, они хотели убить также Сталина и других руководителей партиии
правительства.
Всех обвиняемых тогда же и расстреляли.
А в январе 1935 года наскамьеподсудимыхочутилисьсамиЗиновьев,
Каменев, Евдокимов, Бакаев и другие видные в прошлом деятели партии, всего
девятнадцать человек. Их прямое участие в убийстве Кирова не было доказано
на суде, и все же Зиновьеву дали десять лет, а остальным по восемь,шесть
и пять.
Процесс был молниеносный, без защитников, однако версия опричастности
зиновьевцев к убийству выглядела убедительной. Кто ещемогэтосделать?
Ведь и Николаев, как сообщали газеты, впрошломзиновьевец,ивсеего
товарищи зиновьевцы, и, конечно, моральную ответственностьзанихнесут
ЗиновьевиКаменев.Сомнительно,заслуживалилионитакоесуровое
наказание, но все же, как ниговори,Кирова-тоубили!Убиливедь!Не
Зиновьев и Каменев убили, а их единомышленники... Убили ведь!
Иногда Саша заходил к Лидии Григорьевне Звягуро.
Жила она по-прежнемууЛариски,шиланамашинке,работаламного,
особенно для кежемских. Лариска относилась к ней почтительно, теперь к ней
в дом, к разводке, известной тут... приходили женщины,обсуждали,каки
чего шить, и она принимала в этом участие, и ее роль в бабьейдеревенской
жизни стала значительней: была в курсе всех событий не только здесь, нои
в самой Кежме. А может быть, ипростопобаиваласьЛидиюГригорьевну-
властная женщина, умела внушать к себе уважение.
Тарасик ее обычно сидел на лавке, молчаливый мальчик, изредка вертелв
руках какую-нибудь деревяшку - играл таким образом.
Тарасик ее обычно сидел на лавке, молчаливый мальчик, изредка вертелв
руках какую-нибудь деревяшку - играл таким образом.ИЛидияГригорьевна
быланеразговорчива-старообразная,некрасивая,скосовыпирающими
зубами.
Саша приносил ей газеты, через несколько дней онаихемувозвращала,
редко комментировала. Только о процессе Зиновьева - Каменева заметила:
- Начинается спектакль.
- Но ведь Кирова-то убили.
- В газетах можно написать что угодно, -желчноперебилаЗвягуро,-
Зиновьев и Каменев никогда на такое не пойдут, и не нужно им это. Убийство
Кирова выгодно только одному человеку.
Саша понимал, о каком человеке она говорит.
- Но ведь партия, народ...
- У нас нет партии, - оборвала егоЗвягуро,-естькадры,послушно
проводящие его политику. Он ненавидит партиюиистребляетее,инарод
ненавидит и тоже истребляет.
Саша пробегал глазами по газетным листам.
- Вот что говорит Сталин о народе: "Людей надо заботливо ивнимательно
выращивать, как садовник выращивает облюбованное плодовое дерево".
- Кавказская цветистость, - снова перебилаегоЛидияГригорьевна,-
"садовник", "дерево". Сколько миллионовэтих"деревьев"онвырубилна
селе, сколько миллионов погибли с голода? Вы _его_ не знаете,аязнаю.
Много лет видела вот так, как вижу вас сейчас.Люди,жизни-длянего
ничто, он хуже уголовника, кого угодно убьет, если понадобится. Онактер,
может сыграть любую роль. Сейчас он говорит олюдях,льститнародуТак
поступали всетираны.Умныйтиранвсегдальститнароду,насловах,
конечно, а на деле он его уничтожает.Такиемыслинеприходиливамв
голову?
Да, такие мысли приходили Саше в головуинемоглинеприйти.Но,
вчитываясь вречиСталина,онстремилсяпонятьэтогочеловекасам,
по-своему, а не так, как представляла его ЛидияГригорьевна,пронизанная
ненавистью к нему.
- Молчите?
Она насмешливо оглядела Сашу, задержала взгляд на обшлагах его брюк.
- Что же вы ходите в таких обтрепанных брюках?
Саша покраснел. Брюки были единственные, и вМосквеунегонебыло
запасных брюк, только костюм, который подарил Марк.
- Я обстригаю бахрому ножницами.
- Остроумно... Посидите за занавеской, я приведу в порядок ваши брюки.
Тон был, как всегда, категоричный.
Потом Лидия Григорьевна протянула ему подшитые брюки.
- Одевайтесь!
Он оделся, вышел из-за занавески.
Тарасик все сидел на прежнем месте, играл деревяшкой.
- Тарасик, - сказал Саша, - пойдем на улицу, погуляем.
Тарасик вопросительно посмотрел на Лидию Григорьевну.
- Иди, - сказала Лидия Григорьевна, - сидишь целыми днями дома, иди!
Она одела Тарасика, перевязала его платком крест-накрест, хотя было уже
не так холодно, и они с Сашей вышли на улицу, пошли к Ангаре.
Мальчик шел рядом с ним, серьезный, молчаливый, маленький, неуклюжийв
перевязанном крест-накрест платке.