На этихмитингахестьлюди,
которые искренне верят в то, что им вдалбливают в головы. А кто неверит,
те помнят о своих малолетних детках.
- У вас деток нет.
- Вероятно, и я поднял быруку.Потомучтомойединственныйголос
ничего не изменит, плетью обуха не перешибешь,еслия_один_пойдуна
плаху, ничего не изменится, их все равно расстреляют и меня заодно с ними.
А они признаются, каются, почему я должен погибать за таких слабыхлюдей?
Они, коммунисты, сами посылали людей на смерть, теперь их посылают, почему
я должен их защищать?
- Но ведь вы говорили, что высылают бывших дворян, бывших буржуев иих
детей. Дети-то никого не посылали на смерть. Их-то надо защитить.
Всеволод Сергеевич наконец дочистил рыбу, откусил.
- Хорошая рыба, замечательная рыба.Выподнимаетесерьезныйвопрос,
Саша, серьезный и актуальный. Но он актуален для вас, Саша, а не для меня:
передо мной такой дилеммы никогда не встанет - я на другой орбите.Авы,
Саша, на той самой орбите, по которой кружится это государство, вынаих
орбите, и вам с нее не сойти, и эта проблема перед вами встанет.
- Ну что ж, - сказал Саша, - когда она передомнойвстанет,тогдая
буду ее решать. Но ваше решение меня не устраивает.
- Я отказываюсь от своегорешения,какотнеобдуманного,-сказал
Всеволод Сергеевич, - просто я говорил о том,какпоступилбынамоем
месте любой разумный человек: он поднял бы руку, он поступил бытак,как
поступают все. В этом трагедия России, в этом трагедия русского народа.
- А как же"особоепредназначениенарода",акакжеего"особая
миссия"? Как же его "христианское, православное начало"?
- Саша, вы хотите такими примитивнымивопросамиопровергнутьнашу...
или, скажем так, мою философию?
- Я не философ, - возразил Саша, - но я прихожу к убеждению, чтониу
какогонароданетмессианскойроли,мессианскогоназначения.Нет
сверхнации, нет сверхнародов, есть люди:хорошиелюди,плохиелюди.И
нужно создать общество, при котором никакие силы не могли бы заставитьих
быть плохими.
- Всякая идея о совершенном обществе - это иллюзия.
- Да, совершенного общества нет и врядлиможетбыть.Нообщество,
которое _стремится_ стать совершенным,этоужепрекрасноеобщество,-
сказал Саша.
- Что-то не видно, чтобы наше общество к этому стремилось.Общество-
это люди, а мы их превращаем в нелюдей,-ВсеволодСергеевичвстал,-
пойду. Завтра вам на работу. Видите, даже плотничать вам доверили, а мне и
этого нельзя.
Саша засмеялся, показал на хозяина.
- У меня протекция. Савва Лукич помог.
- А чего не помочь? - сказал Савва Лукич.-Кончатьнадоработу-то.
Начальство велит.
- Вот и взяли бы меня.
- Ты человек умственный, ученый, тебе наша работа нехороша покажется.
Всеволод Сергеевич ушел.
Саша перечиталмаминыписьма,сновапросмотрелВариныприписки-
короткие, сдержанные, но дажевнихнаходилонтайныйсмысл.
Саша перечиталмаминыписьма,сновапросмотрелВариныприписки-
короткие, сдержанные, но дажевнихнаходилонтайныйсмысл."Живу,
работаю, скучаю... Ждем тебя".
И он писал ей так же коротко: "Милая Варенька, когда яполучаюпочту,
то сразу же смотрю, есть ли что-нибудь от тебя". Может быть, и оначто-то
увидит за его словами. Большего он не мог себе позволить. В Москвеонне
выказывал ей особого интереса, сейчас такой интерес может показатьсялишь
тоской по воле, по знакомым, просто по женщине. Саша не хотелбытьложно
понятым.
Может быть, написав: "Как бы я хотела знать, что ты сейчас делаешь?"-
она и повела себя более смело, более решительно,аможетбыть,онэто
придумал, просто хотела поддержать его: добрая девочка, с добрымсердцем.
"Живу, работаю, скучаю... Ждем тебя". Конечно,что-тозаэтимвсе-таки
есть... Что бы там ни было, но и этих скупых ее приписокондожидалсяс
волнением. Варина твердая уверенность в будущем обнадеживала и его.
Мамины письма были спокойны, он просил ее поискать в ящиках письменного
стола его институтскую зачетную книжку и шоферские права (при обыске их не
забрали)и,еслинайдет,пустьсохранитдоегоприезда,ониему
понадобятся. Написал единственно для того, чтобы успокоить ее,уверитьв
своем скором возвращении, укрепить в ней надежду на свое освобождение. Сам
он на освобождение не надеялся. Попросилтакжеприслатьнекоторыесвои
книги о Великой французской революции. Он много занималсяееисториейв
школе, собирал книги, хотел перечитать. И ещенаписал,чтоработаетна
строительстве молочной фермы, работа приятная, платят хорошо,хватаетна
еду и жилье, так что денег ему высылать не надо.
Он долго писал письмо. Даже старуха с печи ему сказала:
- Зачем глаза маешь? Стели постелю, ложись.
- Завтра обратная почта пойдет, - ответил Саша, - надо дописать.
Он поздно лег и проснулся, когда Савва Лукич уже завтракал.
- Я мигом, Лукич!
Саша быстро оделся, умылся, принялся заяишню-онаужестоялана
столе.
Старик вышел во двор.
- Иди, - сказал ему вслед Саша, - я тебя бегом догоню.
Савва Лукич тут же вернулся.
- Кошевка с милицией...
- К нам?
- Кто знат?
Ничего не собрано, ничего не готово. Саша метнулся было к письмам -не
хотел, чтобы их трогали чужие руки, но он ничего не успеет собрать. Ладно,
подождут, никуда не денутся.
Вот и все. Кончается жизнь на Ангаре. Где, вкакомлагереонабудет
продолжаться? Наверно, никогда он больше не увидит маму, неувидитотца,
не увидит Варю. Он вынул папиросу из пачки, закурил. Посмотрел в окно, оно
заиндевело, ничего не видно. Прислушался. И скрипа полозьев не слышно.
Хлопнула калитка. Открылась дверь - вернулся Савва Лукич.
- Пронесло, Саня, - он перекрестился, - слава те Господи.
- Куда поехали?
- За тот угол завернули.
"Тот" означало второй угол, первый угол назывался "этот".