Дети Арбата. Страх - Рыбаков Анатолий 4 стр.


На этихмитингахестьлюди,

которые искренне верят в то, что им вдалбливают в головы. А кто неверит,

те помнят о своих малолетних детках.

- У вас деток нет.

- Вероятно, и я поднял быруку.Потомучтомойединственныйголос

ничего не изменит, плетью обуха не перешибешь,еслия_один_пойдуна

плаху, ничего не изменится, их все равно расстреляют и меня заодно с ними.

А они признаются, каются, почему я должен погибать за таких слабыхлюдей?

Они, коммунисты, сами посылали людей на смерть, теперь их посылают, почему

я должен их защищать?

- Но ведь вы говорили, что высылают бывших дворян, бывших буржуев иих

детей. Дети-то никого не посылали на смерть. Их-то надо защитить.

Всеволод Сергеевич наконец дочистил рыбу, откусил.

- Хорошая рыба, замечательная рыба.Выподнимаетесерьезныйвопрос,

Саша, серьезный и актуальный. Но он актуален для вас, Саша, а не для меня:

передо мной такой дилеммы никогда не встанет - я на другой орбите.Авы,

Саша, на той самой орбите, по которой кружится это государство, вынаих

орбите, и вам с нее не сойти, и эта проблема перед вами встанет.

- Ну что ж, - сказал Саша, - когда она передомнойвстанет,тогдая

буду ее решать. Но ваше решение меня не устраивает.

- Я отказываюсь от своегорешения,какотнеобдуманного,-сказал

Всеволод Сергеевич, - просто я говорил о том,какпоступилбынамоем

месте любой разумный человек: он поднял бы руку, он поступил бытак,как

поступают все. В этом трагедия России, в этом трагедия русского народа.

- А как же"особоепредназначениенарода",акакжеего"особая

миссия"? Как же его "христианское, православное начало"?

- Саша, вы хотите такими примитивнымивопросамиопровергнутьнашу...

или, скажем так, мою философию?

- Я не философ, - возразил Саша, - но я прихожу к убеждению, чтониу

какогонароданетмессианскойроли,мессианскогоназначения.Нет

сверхнации, нет сверхнародов, есть люди:хорошиелюди,плохиелюди.И

нужно создать общество, при котором никакие силы не могли бы заставитьих

быть плохими.

- Всякая идея о совершенном обществе - это иллюзия.

- Да, совершенного общества нет и врядлиможетбыть.Нообщество,

которое _стремится_ стать совершенным,этоужепрекрасноеобщество,-

сказал Саша.

- Что-то не видно, чтобы наше общество к этому стремилось.Общество-

это люди, а мы их превращаем в нелюдей,-ВсеволодСергеевичвстал,-

пойду. Завтра вам на работу. Видите, даже плотничать вам доверили, а мне и

этого нельзя.

Саша засмеялся, показал на хозяина.

- У меня протекция. Савва Лукич помог.

- А чего не помочь? - сказал Савва Лукич.-Кончатьнадоработу-то.

Начальство велит.

- Вот и взяли бы меня.

- Ты человек умственный, ученый, тебе наша работа нехороша покажется.

Всеволод Сергеевич ушел.

Саша перечиталмаминыписьма,сновапросмотрелВариныприписки-

короткие, сдержанные, но дажевнихнаходилонтайныйсмысл.

Саша перечиталмаминыписьма,сновапросмотрелВариныприписки-

короткие, сдержанные, но дажевнихнаходилонтайныйсмысл."Живу,

работаю, скучаю... Ждем тебя".

И он писал ей так же коротко: "Милая Варенька, когда яполучаюпочту,

то сразу же смотрю, есть ли что-нибудь от тебя". Может быть, и оначто-то

увидит за его словами. Большего он не мог себе позволить. В Москвеонне

выказывал ей особого интереса, сейчас такой интерес может показатьсялишь

тоской по воле, по знакомым, просто по женщине. Саша не хотелбытьложно

понятым.

Может быть, написав: "Как бы я хотела знать, что ты сейчас делаешь?"-

она и повела себя более смело, более решительно,аможетбыть,онэто

придумал, просто хотела поддержать его: добрая девочка, с добрымсердцем.

"Живу, работаю, скучаю... Ждем тебя". Конечно,что-тозаэтимвсе-таки

есть... Что бы там ни было, но и этих скупых ее приписокондожидалсяс

волнением. Варина твердая уверенность в будущем обнадеживала и его.

Мамины письма были спокойны, он просил ее поискать в ящиках письменного

стола его институтскую зачетную книжку и шоферские права (при обыске их не

забрали)и,еслинайдет,пустьсохранитдоегоприезда,ониему

понадобятся. Написал единственно для того, чтобы успокоить ее,уверитьв

своем скором возвращении, укрепить в ней надежду на свое освобождение. Сам

он на освобождение не надеялся. Попросилтакжеприслатьнекоторыесвои

книги о Великой французской революции. Он много занималсяееисториейв

школе, собирал книги, хотел перечитать. И ещенаписал,чтоработаетна

строительстве молочной фермы, работа приятная, платят хорошо,хватаетна

еду и жилье, так что денег ему высылать не надо.

Он долго писал письмо. Даже старуха с печи ему сказала:

- Зачем глаза маешь? Стели постелю, ложись.

- Завтра обратная почта пойдет, - ответил Саша, - надо дописать.

Он поздно лег и проснулся, когда Савва Лукич уже завтракал.

- Я мигом, Лукич!

Саша быстро оделся, умылся, принялся заяишню-онаужестоялана

столе.

Старик вышел во двор.

- Иди, - сказал ему вслед Саша, - я тебя бегом догоню.

Савва Лукич тут же вернулся.

- Кошевка с милицией...

- К нам?

- Кто знат?

Ничего не собрано, ничего не готово. Саша метнулся было к письмам -не

хотел, чтобы их трогали чужие руки, но он ничего не успеет собрать. Ладно,

подождут, никуда не денутся.

Вот и все. Кончается жизнь на Ангаре. Где, вкакомлагереонабудет

продолжаться? Наверно, никогда он больше не увидит маму, неувидитотца,

не увидит Варю. Он вынул папиросу из пачки, закурил. Посмотрел в окно, оно

заиндевело, ничего не видно. Прислушался. И скрипа полозьев не слышно.

Хлопнула калитка. Открылась дверь - вернулся Савва Лукич.

- Пронесло, Саня, - он перекрестился, - слава те Господи.

- Куда поехали?

- За тот угол завернули.

"Тот" означало второй угол, первый угол назывался "этот".

Назад Дальше