- Вернемся к делу! - продолжал Заглоба. - Итак, repeto <Повторяю (лат).>, надо бы мне отдохнуть; но родина в беде, враг попирает нашу
землю, и вот я здесь, чтобы вместе с вами дать отпор hostibus именем родины-матери, которая всех нас вскормила. Кто сегодня не встанет на ее
защиту, кто не поднимется на ее спасение, тот не сын ей, а пасынок, тот недостоин ее любви. Я, старик, иду и, коли будет на то воля господня и
придется мне погибать, из последних сил буду кричать: “На шведа, братья, на шведа!” Дадим же клятву не выпустить сабли из рук, покуда не
прогоним врага из родного края!
- Мы и без клятвы готовы! - раздались многочисленные голоса. - Пойдем, куда поведет нас гетман, учиним набег на врага, где понадобится.
- Братья, видали, два немца приехали в раззолоченной карете! Они знают, что с Радзивиллом шутки плохи! Они будут ходить за ним по покоям, в
локоток его целовать, чтобы он их не трогал. Но князь на совете, с которого я возвращаюсь, заверил меня от имени всей Литвы, что не будет
никаких переговоров, никаких пергаментов, только война и война!
- Война! Война! - как эхо повторили слушатели.
- Но и полководец, - продолжал Заглоба, - действует смелее, когда он уверен в своих солдатах; так покажем же ему, что мы думаем. Нуте-ка!
Пойдем к княжеским окнам да крикнем: “Эй, на шведа!” За мной!
С этими словами он спрыгнул с цоколя и двинулся вперед, а за ним повалила шляхта; подойдя к самым окнам дворца, она шумела все громче, так
что шум этот слился в конце концов в один общий оглушительный крик:
- На шведа! На шведа!
Через минуту из сеней выбежал в крайнем замешательстве Корф, воевода венденский, за ним Ганхоф, полковник княжеских рейтар; они вдвоем
стали успокаивать, унимать шляхту, просили ее разойтись.
- Ради всего святого! - говорил Корф. - Наверху прямо стекла дребезжат! Вы не знаете, как некстати собрались тут с вашими кликами. Как
можно оскорблять послов, подавать пример неповиновения! Кто наустил вас?
- Я! - ответил Заглоба. - Скажи, пан, ясновельможному князю от имени всех нас, что мы просим его быть твердым, что до последней капли крови
мы готовы биться в его войске.
- Спасибо вам всем от имени пана гетмана, спасибо, но только разойдитесь. Опомнитесь, Христом-богом молю, не то совсем погубите отчизну!
Медвежью услугу оказывает тот отчизне, кто сегодня оскорбляет послов.
- Что нам послы! Мы сражаться хотим, а не вести переговоры!
- Меня радует ваш боевой дух! Придет пора и для битвы, и, бог даст, очень скоро. Отдохните теперь перед походом. Пора выпить горелки,
закусить! Какой уж там бой на пустое брюхо!
- Правда, ей-богу, правда! - первым закричал Заглоба.
- Правда, в точку попал. Раз уж князь знает, что мы думаем, нечего нам тут делать!
И толпа начала расходиться; большая часть шляхты направилась в боковые крылья дворца, где было уже накрыто много столов. Заглоба шел
впереди, а Корф отправился с полковником Ганхофом к князю, который держал совет с шведскими послами, епископом Парчевским, ксендзом Белозором,
Адамом Кемеровским и Александром Межеевским, придворным короля Яна Казимира, проводившим время в Кейданах.
- Кто науститель всего этого шума? - спросил князь, на львином лице которого еще видны были следы гнева.
- Да тот славный шляхтич, который недавно прибыл сюда, пан Заглоба! - ответил воевода венденский.
- Рыцарь он храбрый, - ответил князь, - но что-то слишком рано начинает распоряжаться тут.
С этими словами он поманил полковника Ганхофа и стал что-то шептать ему на ухо.
Тем временем Заглоба, довольный собой, торжественным шагом направлялся в нижние залы, а рядом с ним шли оба Скшетуские и Володыёвский.
- Что, amici <Друзья (лат.).>, - говорил он вполголоса рыцарям. - Не успел я показаться, а уже разбудил в этой шляхте любовь к отчизне.
Теперь князю легче будет отправить послов ни с чем, надо только сослаться на наши suffragia. Думаю, дело не обойдется без награды, хотя главное
для меня честь. Что это ты, пан Михал, стал, как истукан, и воззрился на карету у ворот?
- Это она! - встопорщил пан Михал усики. - Клянусь богом, это она!
- Кто такая?
- Панна Биллевич.
- Та, которая тебе отказала?
- Да. Поглядите, друзья, поглядите! Ну как тут не пропасть от сожалений.
- Погодите! - сказал Заглоба. - Надо посмотреть поближе.
Коляска тем временем, обогнув двор, подъехала к собеседникам. В ней сидел осанистый шляхтич с седеющими усами, а рядом с ним панна
Александра, как всегда, красивая, спокойная и строгая.
Пан Михал, сокрушенно глядя на нее, отвесил низкий поклон, метя шляпой землю, но она не заметила его в толпе. А Заглоба, поглядев на
тонкие, благородные ее черты, только сказал:
- Панское это дитятко, пан Михал, слишком уж тонкая штучка для солдата. Что говорить, хороша, но, по мне, лучше такие, что сразу не
признаешь: пушка это или баба?
- Ты, пан, не знаешь, кто это приехал? - спросил Володыёвский у стоявшего рядом шляхтича.
- Как не знать, знаю! - ответил шляхтич. - Это пан Томаш Биллевич, мечник россиенский. Все его тут знают, он старый слуга и друг
Радзивиллов.
ГЛАВА XIII
Князь в тот день не показался шляхте до самого вечера; обедал он с послами и сановниками, с которыми у него был совет. Однако полковники
получили приказ привести в боевую готовность надворные радзивилловские, особенно пехотные, полки под командой иноземных офицеров. В воздухе
запахло порохом. Замок, хотя и не укрепленный, был окружен войсками, как будто у стен его собирались дать сражение. Похода ждали не позднее
следующего утра, и были тому явные приметы: толпы княжеской челяди укладывали на повозки оружие, дорогую утварь и княжескую казну.
Гарасимович рассказывал шляхте, что повозки направятся в Тыкоцин, на Подляшье, так как в неукрепленном кейданском замке казну оставлять
опасно. Готовили и обоз со снаряжением, который должен был следовать за войском.
Разнесся слух, будто гетман польный Госевский арестован по той причине, что он отказался соединить свои хоругви, стоящие в Троках, с
радзивилловскими и тем самым подверг заведомой опасности все предприятие. Впрочем, приготовления к походу, движение войск, грохот пушек, которые
выкатывали из замкового арсенала, и тот беспорядок, который всегда сопутствует первым минутам военных походов, отвлекли внимание от пана
Госевского и кавалера Юдицкого и заставили забыть об их аресте.
У шляхты, обедавшей в огромных нижних залах боковых крыльев дворца, только и разговору было что о войне, пожаре в Вильно, полыхавшем уже
десять дней и разгоравшемся все больше, о вестях из Варшавы, о наступлении шведов и о самих шведах, против которых, как против вероломных
предателей, напавших на соседа вопреки договору, имевшему силу еще шесть лет, негодовали сердца и умы и все больше ожесточались души.