Глаза привыкли к полумраку, и разговор возобновился, кто-то что-то сказал о неприспособленности человека к военно-полевым условиям, Петер возразил в том смысле, что попробуете еще настоящих окопов, и здешняя жизнь представится раем, и тут Юнгман сказал:
-Ничего, приспособится человек. Машина приспособит, - и улыбнулся жестоковато.
И голос его, и улыбка как-то обращали на себя внимание, и Петер спросил:
-Машина? Какая машина?
-Вообще машина. Машина с большой буквы.
Юнгман встал, уронил табурет и даже не заметил этого. Его, кажется, прорвало:
-Человечество… прогресс… процветание… свобода, равенство, братство и счастье… Чушь! Человек пребывает в приятной уверенности, что он является если не центром Вселенной, то уж хотя бы царем природы здесь, на нашей планете. Чушь, чушь! С той минуты, когда первая обезьяна взяла в руки палку и привязала к ней камень, человек возник и сразу исчез, потому что появилась Машина. Нет человека в природе! Есть Машина и есть полужидкие создания, которые при ней прижились. Человек как вид давно уже не подвержен эволюции, за него эволюционирует Машина. Идет эволюция Машины, и человек является только средством этой эволюции, так сказать, мутагенным фактором. Машина вполне сознательно отбирает себе людей. Когда-то ей понадобились люди с хорошо развитой кистью - они были отобраны и дали потомство, прочие сгинули. Ей нужны люди с хорошо развитым мозгом, на случай возникновения каких-либо кризисных ситуаций - пожалуйста, человек имеет мозг, стократно превосходящий тот, который ему необходим повседневно. Машина не подчиняет себе людей, это смешно - она их отбирает и развивает в соответствии со своими потребностями. Сегодняшними своими потребностями, заметьте. Эволюция слепа. Каменный топор не знал, что ему предстоит стать бронзовым, потом железным, потом бензопилой. Он просто потихонечку превращается из одного в другое. Цели у эволюции нет. Точнее, ее никто не знает - ни Машина, ни тем более человек. Конструктор, создающий новую форму Машины - ракету, скажем, - знает о результате своей работы не больше, чем космическая частица, поражающая яйцеклетку…
-Подождите, Юнгман, - сказал Петер. - Машина, по-вашему, - это…
-Совокупность всех машин и механизмов, существующая сейчас в мире.
-Ага, - сказал Петер и задумался. Ему представились на миг расползшиеся по континентам железные шевелящиеся заросли, маслянисто блестящие, сверкающие, ветвящиеся, как кораллы…
-…как кораллы, - подхватил его мысль инженер Юнгман, и Петер снова стал его слушать. - Новые слои нарастают, старые отмирают, все это приобретает самые причудливые формы - притом старые слои не умирают сами собой, новые душат их, отнимая металл, энергию, людей - это приводит к конфликтам…
-И государственные границы, - напомнил Петер.
-Нет, - сказал Юнгман. - Это другое. Государственные границы для Машины - это как бы клеточные мембраны, они создают необходимую для развития разность потенциалов… впрочем, когда эта разность превосходит критическую, границы не выдерживают…
-Тогда война?
-Не обязательно. Аншлюсс, колонизация, свободная торговля…
-А война?
-Война, мне кажется, это когда у Машины возникает что-то вроде раковой опухоли, и она ее удаляет…
-Интересно, - сказал Петер. - А когда мы станем ей не нужны, нас… того?
-Ну что вы, - сказал инженер, - как это - не нужны? Люди всегда будут нужны Машине, они - источник ее развития, ее изменений.
Изменения всегда должны приходить извне, развития изнутри быть не может. Другое дело, что Машина вольна изменять нас самих по собственному своему усмотрению. Но что в этом страшного? Мы с вами - вид, выведенный ею искусственно. Ну и что? Вы чувствуете свою неполноценность?
-Да как сказать… До сих пор не чувствовал.
-Инженер! - вдруг заговорил Армант, голос его был напряженный и звенящий. - Получается, что вы отождествляете свою Машину с богом?
-Ну что вы, - сказал Юнгман, - какой бог? Организм, только и всего. Большой и сложный организм. Подумаешь, человеков выводит. Мы вот выводим новые породы собак - что мы, боги после этого? И вообще… бог… Бог не должен совершать таких ошибок. А то - уроды разные… тупиковые ветви эволюции… пирамиды там… и прочее. Хотя, может быть, создание бога - это и есть цель эволюции Машины? Бог из Машины… Только тогда, наверное, и человеку надо будет перестать быть лишь смазкой в ее шестеренках и возвыситься до нее. Всемогущество как цель… а если оно будет достигнуто и станет средством - тогда что? Новый виток? Ладно, пойду я…
Он поставил табурет на место и вышел. Утром его видели: совершенно спокойный, он обошел все участки, отдал несколько дельных распоряжений, потом вышел на мост, прошел по нему до самого конца - четыреста тридцать метров на тот момент, - долго стоял там, а потом прыгнул вниз. Армант, дежуривший в это утро с камерой возле моста, проследил объективом его падение до самого конца.
-Какая мелкая, себялюбивая сволочь! - негодовал господин Мархель, расхаживая по штабу; Петера он зачем-то притащил с собой. - Он что, не понимал, к чему это приведет? Как мы теперь будем снимать сцены с ним? А? Что молчишь? - обернулся он к генералу Айзенкопфу, который тоже расхаживал по штабу, но с меньшей скоростью и большей амплитудой, вместе они смотрелись как маятник стенных часов и маятник Фуко. - Может, переснять все это? А где исполнителя взять?
-Любого из моих - дарю, - сказал генерал.
-Типаж не тот, - сказал господин Мархель с досадой. - Не тот, не тот, не убеждай меня! - Он выставил перед собой ладонь. - Хоть он и сволочью оказался, а вспомни - какое лицо, а? Какие жесты!
-А может, так и сделать - мол, сволочью оказался? - раздумчиво сказал генерал.
-Да что ты говоришь? - возмутился господин Мархель. - Как это может быть, чтобы человек, который замыслил великое дело, и вдруг - сволочь? Нет, Йо, ты не понимаешь… - Он забегал еще быстрее. - Ты ни черта не понимаешь. Тогда получается, что мост - это творение сволочи, а тогда для чего он его замыслил и куда это смотрел генерал Айзенкопф? Что скажешь?
-А вот ты его сам и сыграй, - предложил генерал. Господин Мархель задумался.
-А что, Йо, - сказал он медленно, - это, кажется, идея. Это надо обмозговать. Значит, так: у нас есть большая сцена представления проекта, у нас есть несколько сцен, где он на строительстве, и несколько, когда он за работой…
-Вы уже играете одну роль, - напомнил Петер.
-Вот и отлично, - сказал господин Мархель. - Выйдет так, что инженер сам вершит суд над изменниками.
-Вы в форме кавалергарда, - напомнил Петер.
-Да кто заметит! - начал было господин Мархель, но перебил сам себя: - Верно, майор. Кому надо, заметят. Суд уже не переснять - или переснять?
-Нет, - сказал Петер. - Вы там в одном кадре… с теми.