Себя он при этом всячески обелял и выставлял жертвой сплетен и клеветы – на это вряд ли кто купился, зато по репутации «Конторы» был нанесен сокрушительный удар.
Это и был «должок», о котором говорила Кирч. Саймону это казалось претенциозным: словно Римма намекала на то, что сама она – личность не менее значительная и достойная внимания, чем заработавший эпатажную славу преступник с Лярна. Лиргисо ее личный враг, и она собирается взыскать с него «должок», это должно производить впечатление! Правда, Саймон Клисс и стажер были неблагодарной аудиторией.
– В Нариньон, Риммочка, послали тех, кто рылом вышел. Там же королевский дворец, важно лицом в грязь не ударить. А если это самое лицо умывают раз в три‑четыре месяца, и то по личному приказу Маршала…
Роберт еле удержался, чтобы не хихикнуть, а Римма, сохраняя каменное выражение, сказала:
– Ты‑то, Клисс, сейчас должен быть в Нариньоне, хоть и не вышел рылом. Почему ты здесь?
– У меня психическая травма! – огрызнулся Саймон.
После плена у Лиргисо что‑то в нем треснуло, и он был уже не тот, что раньше – словно склеенная чашка, которую хозяйка никогда не выставит на стол для гостей. Груша время от времени проводил с ним сеансы реабилитационной терапии, но хватало незначительного толчка, чтобы вся эта хитроумная психологическая защита полетела к черту. Измученный Саймон все же сумел отыскать здесь приятную сторону: его радовало то, что дипломированный психолог оказался бессилен перед его проблемой.
Кирч прищурилась и засопела, готовясь отпустить что‑то едкое, но ее опередил Роберт.
– Смотрите! – он с глуповатой удивленной улыбкой показывал на экран, где тонул домберг.
Клисс и Римма тоже повернулись к мониторам. Помехи усилились, но пока еще можно было разглядеть, что там происходит.
– Ух ты, рисковый журналюга! – покачал головой Саймон.
– Почему журналюга? – спросил Роберт.
– А кто еще это может быть?
Произошло вот что: невесть откуда взявшаяся машина описала круг над обреченным домбергом, зависла возле одной из впадин‑лоджий, из кабины в лоджию перебрался человек.
– Наверное, ему противники партии роялистов материал заказали, – объяснил Саймон. – Типа у них там фестиваль, а здесь простой народ тонет и все такое. Да, отчаянный парень…
Где‑то на задворках его души слабо шевельнулось чувство, напоминающее симпатию: этот незнакомый репортер – еле прорисованная фигурка, мелькнувшая на рябящем экране – был такой же, как Саймон в молодости, бесшабашный, еще не сломавшийся, готовый ради эффектных кадров лезть в любое пекло. Если все вокруг – враги, то этот – почти свой. Беглое отражение Саймона Клисса, творящее в отместку миру такие же дела, как его измордованный жизнью оригинал. Саймон мысленно пожелал репортеру удачной съемки.
– Все, теперь он оттуда не выберется, – сказал Роберт. – Хана ему.
В оставленную без присмотра машину сразу же набились люди из домберга, она оторвалась от тонущей глыбы и полетела, вихляясь, в молочную мглу.
– Так он с собой на дистанционке запасную машину привел, – хмыкнул Саймон. – Дурак он, что ли? Это «салаги» бывают дураками, а не репортеры.
– Где ты видишь вторую машину? – проворчала Кирч.
– Под водой она, где же еще. Чтоб никому глаза не мозолила. Та, на которой он прилетел – аэроамфибия, стыдно, Риммочка! И вторая такая же.
Во взгляде Кирч появилось нечто опасное, словно она смотрела на Саймона сквозь невидимый прицел. Он понял, что перегнул, и поспешил перевести разговор на другую тему:
– Давайте лучше пообедаем, пока буря не разыгралась? Солдат ест – служба идет.
Римма даже не улыбнулась.
– Это на всех, берите, – стажер встрепенулся, словно давно ждал этого момента, и подвинул к ним выигранные шоколадки.
Командир проигнорировала предложение «салаги», а Саймон шоколадку взял. Кирч – дура. Если хочешь оказывать влияние на людей, нельзя отвергать их подношения. Стажер теперь будет чувствовать себя обязанным Саймону, а на Римму затаит обиду.
Кирч с презрением наблюдала, как они уписывают галеты и злополучный шоколад, запивая витаминизированной газировкой из банок. Вдруг выражение ее лица изменилось, стало сосредоточенным, она что‑то пробормотала, потом ее губы слегка приоткрылись, а голубые глаза изумленно округлились.
– Риммочка… – начал Саймон, но та поморщилась и сделала рукой условный знак: не мешай, я на связи.
Ага, на ней ведь командирский шлемофон. Общается с командиром звена.
– Есть! – сказала наконец Римма и обратилась к присутствующим: – Экипаж, слушай мою команду! Приготовиться к боевому вылету по форме ноль‑четыре! Надеть легкую десантную броню и спецпояса с полным комплектом! Живо!
Стажер чуть не подавился галетой, да и Саймон обмер: какой еще вылет, если того и гляди начнется Зимпесова буря?! Ноль – операция из разряда особо важных. Четверка означает, что цель – захват живого объекта, представляющего для «Конторы» исключительный интерес. Блефует Риммочка. Решила «салагу» припугнуть, а заодно и Клиссу отомстить. Успокоившись, он повернулся к Роберту:
– Шевелись, стажер, чего тебе начальство сказало? Сейчас полетим шуровать в молоке, свою смерть искать!
Римма больно пнула его по лодыжке.
– Клисс, хватит паясничать, под трибунал пойдешь! У нас боевой вылет ноль‑четыре! Или ты чего‑то не понял? Надеть броню!
– А куда полетим‑то?
Нехорошее предчувствие заворочалось не в голове и даже не в груди, а где‑то в животе, холодным болезненным комком.
– Туда, – Римма ткнула пальцем в размытое пятно домберга на экране, и Саймон снова начал успокаиваться: ну, не может ведь это быть правдой!
– Мы должны сделать дело быстро и верно, как брошенный в цель нож, – закончила Римма, явно гордясь своей внезапно прорезавшейся способностью к образному мышлению.