Он знал слова наизусть, но, прочитанные с листа, они действовали гораздо сильнее.
Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи.
Именно таким себя Джек и чувствовал: немощным и беспомощным. Инди с Катриной пропали, а он даже приблизительного понятия не имеет, где их искать. Осталось лишь молиться и надеяться, что Заболоцкий поможет хоть каким-нибудь намеком. Слова зарябили перед глазами, слившись в неясные пятна. «Надо что-то делать!» – подумал Джек, чертовски хорошо понимая, что если бы пропал он сам, Инди не развлекался бы чтением ни Библии, ни других книг. Инди отправился бы на поиски.
Шеннон встал; Библия соскользнула на пол. Подойдя к окну, он выглянул на улицу. Кто-то ведь должен знать, что произошло, надо только найти нужного человека. Джек отвернулся от окна, намереваясь выйти, но у самой двери остановился. Да кто его послушает? Они с Заболоцким уже потратили два дня, обыскивая рынок. Турецким Джек не владеет, да если б и владел, найти способного помочь человека – все равно, что искать в стоге сена пресловутую иголку. А Стамбул – не самый подходящий для поисков стог.
Джек опустил взгляд. Упавшая Библия раскрылась на Деяниях святых Апостолов. Подняв ее, он прочел стих из восьмой главы, где Ангел Господень обращается к Филиппу:
Встань и иди на полдень, на дорогу, идущую из Иерусалима в Газу, на ту, которая пуста. Он встал и пошел.
Не предназначено ли это послание лично Джеку? Не следует ли ему отправиться на юг? Но ведь он в Турции, а не в Палестине. Шеннон углубился в дальнейшее чтение.
По пути Филипп повстречался с ефиоплянином, евнухом, читавшим пророка Исаию. Когда же Филипп вопросил, разумеет ли тот, что читает, евнух попросил наставить его, истолковав место из Писания, гласившее:
Как овца веден был Он на заклание, и, как агнец перед стригущим его безгласен, так Он не отверзает уст своих;
В уничтожении Его суд Его совершился, но род Его кто разъяснит? ибо вземлется от земли жизнь Его.
На этом месте Шеннон захлопнул Библию. Если это послание для него, то Инди мертв, и нет смысла никуда отправляться за ним. Но Библия всегда вселяла надежду, а не отчаяние. Тут не может не быть такого, за что можно ухватиться. Джек по-прежнему придерживал нужную страницу пальцем и снова открыл книгу. В следующем стихе рассказывалось, как Филипп рассказал евнуху о Господе, как тот крестил его, когда они ходили по водам.
Вот оно! Инди можно спасти. Шеннон не в Иерусалиме, а Инди не в Газе, но это совершенно несущественно. Он отправится на поиски Инди, а Господь направит его стопы. Если Филипп смог спасти евнуха, то Джек Шеннон, быть может, сумеет спасти Инди.
Сунув Библию в сумку, Джек начал собирать вещи. Поиск станет истинным испытанием его веры, но Джеку и самому не терпелось подвергнуться пробе. Отыскав Инди, он убедится, что Господь творит чудеса, что Всемогущий направлял его. Быть может, за этим-то он и приехал в Турцию. Быть может, ради этого-то и обрушились на него беды в Чикаго – ему суждено было стать орудием слова Господня.
Тем временем беды в Чикаго пошли косяком. Забирая депешу для Инди, Джек обнаружил и телеграмму на свое имя, присланную матерью. Она сильно обрадовалась, что он жив и здоров, но сообщала дурные вести. «Гнездышко» конфисковано городскими властями, и если владельцы не предъявят прав в течение месяца, заведение отойдет городской казне и будет продано с молотка. Шеннон ничуть не сомневался, что причиной всему козни Капоне, но теперь это уже не его забота.
Почти все вещи были уже собраны, когда раздался стук в дверь. Пришедший Заболоцкий был темнее тучи.
– Что стряслось? – спросил Шеннон.
– Что стряслось? – спросил Шеннон.
Доктор ладонью пригладил свои русые волосы. В его ввалившихся глазах светился огонек безумия.
– Полиция в полнейшем замешательстве. Уж и не ведаю, что делать дальше. Я никудышный отец, раз потащил Катюшу за собой. Просто мне казалось, что ей предначертано быть здесь.
Шеннон не стал интересоваться, что означает последняя фраза.
– В общем, я отправляюсь на поиски Инди и Катрины. Еду на юг.
– Вы что-то умолчали от меня? – удивился русский доктор. – Что вам известно?
– Мне известно лишь, что Господь обратился ко мне, и я должен покинуть город. Не знаю, куда поеду, но Он направит меня в пути.
Заболоцкий смерил его взглядом с головы до ног и решительно заявил:
– Я слышу, что не Господь, но дьявол обратился к вам. Вы издеваетесь надо мной.
Резкий выпад русского напугал Шеннона, он даже не сразу нашелся с ответом.
– В каком это смысле? В чем я над вами издеваюсь?
– Господь говорит устами Катеньки, отнюдь не вашими. Она доказывала это неоднократно. А какое доказательство можете привести вы?
– Лишь свою немощь, но я верю, что Господь укрепит меня. Я отправлюсь в путь и буду искать Инди и вашу дочь независимо от того, пойдете ли вы со мной, или нет. – Шеннон подхватил сумку и уже собирался выйти, когда снова раздался стук в дверь. – Кто там? – резко бросил он.
Дверь медленно приоткрылась, и в комнату ступила девочка из соседнего дома.
– Извините, пожалуйста, можно с вами поговорить? – она переводила взгляд с одного на другого.
– Ты кто такая? – вскинулся Заболоцкий.
– Привет, Секиз, – отозвался Шеннон. – Мы сейчас вроде как заняты, а я так и вообще уезжаю.
– Но это важно! Про вашего друга и ту красивую женщину.
– Тебе известно, что случилось с Катей? – заинтересовался Заболоцкий.
– Я слышала уличные разговоры. Говорят, их увезли куда-то далеко, но они еще живы.
– Что тебе еще известно? – справился Шеннон.
– Больше я ничего не знаю, – покачала головой девочка. – Разве что…
– Что разве? – насторожился Шеннон.
– Я знаю одного слепца. Он очень стар и слеп от рождения. Но ему дано необычное зрение. По-моему, он может увидеть, куда их увезли.
– Опять язычество и происки дьявола, – нахмурился русский, отослав Секиз движением руки.
– Вы так считаете, доктор Зет? Вы чертовски уверены в своей правоте! Даже мысли не допускаете, что она может быть права, и старик знает, где сейчас Инди и Катрина.
Заболоцкий молча отвел взгляд. Когда же он заговорил, голос его упал почти до шепота:
– Ладно. Пойдем к нему. Я пойду на все, лишь бы вернуть Катюшу. И да простит меня Господь!
ГЛАВА 14. КАППАДОКИЯ
Мысли Инди зажили собственной жизнью. Весь мир обратился в порождение чистого разума. Остались лишь впечатления, чувства, боль и наслаждение. Да и сам Инди обратился в мысль, и ничего другого ведать не желал.
Окруженный непроглядной тьмой Инди ничего не замечал даже под собственным носом – но зато совершенно ясно видел свой рассудок.