Надоело, что за мной по пятам все время бегает верный песик. Хватит! Ты не даешь мне вздохнуть! — заорала я, глядя на него в упор.
— Постарайся осознать, что очень скоро я опять не буду давать тебе вздохнуть. — Он хихикнул, не отводя глаз, и спокойно зажег сигарету. — Хочешь знать почему? Потому что больше двух дней ты не продержишься. Вернешься вся потерянная и будешь умолять отвезти тебя куда-нибудь к солнцу.
— Ни за что на свете. Думай, что хочешь, но я делаю это, чтобы вылечиться.
— Ты выбрала неправильный метод, но, по крайней мере, теперь ты на взводе, как часовая пружина.
— Тебя никакой приятель не ждет?
Мне было трудно выдерживать его инквизиторский взгляд. Он встал, подошел ко мне:
— Хочешь, чтобы я отправился отмечать твою очередную придурь?
Его лицо потемнело. Он положил ладони мне на плечи и впился в меня взглядом:
— Ты действительно хочешь выбраться?
— Конечно.
— То есть ты готова к тому, чтобы в твоих чемоданах не было ни одной сорочки Колена, ни одной игрушки Клары и чтобы там лежали только твои духи, и ничьи больше?
Я угодила в собственную западню. У меня болел живот, голова, кожа. Никак не спрятаться от его черных, словно уголь, глаз. Его пальцы мнут мои плечи.
— Конечно, я хочу вылечиться и буду потихоньку избавляться от их вещей. Что же ты не радуешься, сам ведь столько времени пытался уговорить меня это сделать. — Не знаю, каким чудом, но мой голос не дрогнул.
Феликс тяжело вздохнул:
— Ты безответственная, и у тебя не получится. Колен никогда бы не позволил тебе затеять такое. Хорошо, согласен, ты действительно захотела что-то предпринять, чтобы выбраться, но откажись от своей идеи, пожалуйста. Мы придумаем что-нибудь получше. Я боюсь, как бы ты еще глубже не провалилась.
— Ни за что не откажусь.
— Пойди поспи, поговорим об этом завтра.
Он скорчил опечаленную мину, чмокнул меня в щеку и направился к двери, не произнеся больше ни слова.
В постели, закутавшись в одеяло и крепко прижимая к себе плюшевого мишку Клары, я пыталась укротить бешеное сердцебиение. Феликс ошибается, Колен отпустил бы меня одну за границу. С тем лишь условием, что сам бы занялся организацией поездки. Когда мы куда-нибудь отправлялись, он делал все — от заказа билетов до бронирования гостиницы и включая оформление моих документов. Он никогда бы не доверил мне ни мой, ни Кларин паспорт — он утверждал, будто я витаю в облаках. Но если так, разве он отпустил бы меня одну в Ирландию? Вообще-то, может, и не отпустил бы.
Я никогда не жила одна, из родительского дома сразу переехала к нему. Я боялась даже просто позвонить по телефону, чтобы получить какую-то информацию или высказать претензию. Колен умел делать все. Значит, нужно будет представить себе, будто он мной руководит. Он сможет гордиться мной. И если это станет одним из последних моих дел, перед тем как я окончательно себя похороню, я докажу всем, что в состоянии довести задуманное до конца.
Есть некоторые вещи, которые изменить невозможно, например, мою технологию сбора багажа. Шкаф опустел, а чемоданы набиты — вот-вот лопнут. Я и четверти этих шмоток потом не надену. Оставалось запастись книгами, так что придется сделать над собой усилие.
Когда я последний раз шла этой дорогой? Феликс упадет в обморок за стойкой, увидев меня. Меньше чем за пять минут я дошла до улицы Вьей-дю-Тампль. До моей улицы. Когда-то я проводила на ней все дни — на террасах кафе, в магазинах, галереях и на работе. Когда-то пребывание здесь само по себе наполняло меня счастьем.
Сегодня, спрятавшись за капюшоном Коленовой толстовки, я старалась не смотреть ни на витрины, ни на здешних обитателей, ни на туристов.
Я шла по мостовой, чтобы не натыкаться на эти чертовы фонарные столбы, из-за которых приходилось все время лавировать. Все было против меня, вплоть до восхитительного запаха горячего хлеба из булочной, куда я раньше постоянно заходила.
Рядом со «Счастливыми людьми» я замедлила шаг. Прошло больше года с тех пор, как я была здесь в последний раз. Я остановилась на тротуаре напротив, не решаясь поднять глаза. Не шевельнувшись и низко опустив голову, сунула руку в карман — мне срочно требовалась доза никотина. Кто-то толкнул меня, я невольно подняла голову и посмотрела на свое литературное кафе. Маленькая деревянная витрина, дверь по центру с привешенным внутри колокольчиком, название, которое я придумала шесть лет назад — «Счастливые люди читают книжки и пьют кофе», — все возвращало меня к жизни с Коленом и Кларой.
Утром в день открытия царила всеобщая паника. Ремонт не окончен, книги не распакованы. Феликс не пришел, и я сама сражалась с рабочими, пытаясь заставить их пошевеливаться. Колен звонил каждые четверть часа, спрашивая, будем ли мы готовы к началу вечеринки по случаю открытия. И всякий раз я глотала слезы и хохотала, как придурочная. Мой дражайший компаньон, неотразимо прекрасный, объявился далеко за полдень, когда я уже была на грани истерики из-за того, что на фасаде до сих пор нет вывески.
— Феликс, где ты был? — завопила я.
— У парикмахера. Кстати, тебе бы не мешало сделать то же самое, — спокойно ответил он, с гримасой отвращения ухватив прядь моих волос.
— И когда, по-твоему, я могу к нему пойти? К вечеру ничего не готово, я с самого утра вру Колену, я же говорила, что ничего не получится, это место — настоящий троянский конь. Зачем родители и Колен послушались меня и позволили открыть литературное кафе? Я больше этого не хочу.
Мой голос взлетел до визга, и я снова забегала по залу. Феликс выставил всех рабочих за дверь и вернулся ко мне. Он схватил меня за плечи и потряс, словно грушу:
— Стоп! С этого момента руковожу всем я. А ты иди готовься.
— У меня нет времени!
— Нельзя, чтобы кафе открывала ведьма!
Он подтолкнул меня к служебному входу, который вел в студию, снятую вместе с кафе. В ней я нашла новое платье и все необходимое, чтобы привести себя в порядок. Огромный букет роз и фрезий царил в вазе, стоящей посреди комнаты, прямо на полу. Я прочла записку Колена. Он писал, что безгранично верит в меня.
В результате вечеринка по случаю открытия удалась, хотя выручка приближалась к нулю.
Феликс сам назначил себя ответственным за кассу. Подмигивания и улыбки Колена придали мне храбрости. С Кларой на руках я переходила от столика к столику, приветствуя родных, друзей, коллег мужа, сомнительных Феликсовых знакомцев и владельцев ближайших лавок.
Сегодня, пять лет спустя, все изменилось. Колена и Клары больше со мной нет. Я не испытываю ни малейшего желания возвращаться к работе, и все здесь напоминает мне о муже и дочери. Гордость Колена, празднующего очередную победу в суде. Первые шаги Клары между столиками. Первый раз, когда она написала свое имя, сидя за стойкой с бокалом гренадина.
Рядом со мной на тротуаре обрисовалась тень. Феликс прижал меня к себе и стал баюкать:
— Тебе известно, что ты уже полчаса здесь торчишь? Пошли.
Я покачала головой.
— Ты же не просто так пришла, пора тебе возвращаться к «Людям».
Он взял меня за руку и заставил перейти улицу. Он сжал мою руку сильнее, когда открывал дверь. Колокольчик звякнул и вызвал поток слез.
— Я тоже, как его слышу, всякий раз вспоминаю Клару, — признался Феликс. — Иди за стойку.
Я не сопротивлялась. Запах кофе, смешанный с запахом книг, ударил мне в ноздри.