Комментарии к пройденному: БНС
Я не берусь назвать, даже с точностью до полугода, время, когда впервые мы заговорили об этом романе. В письме АН от 25.11.1960 я нашел строчку: «…Пора приступать и к „Стажеру“. Я начну с начала декабря. „…“ сейчас я освободился и готов к работе».
Судя по всему тогда же была подана некая заявка на новый роман под таким названием в «Молодую Гвардию», но начать работу никак не удавалось - мы еще вовсю продолжали работать над «Возвращением».
Из этого письма следует, что у нас уже был тогда некий план нового романа и что этот роман назывался «Стажер». Как выглядел этот план, этого история нам не сохранила, а вот что касается «Седьмого (оно же - восьмое) неба», то так мы называли сначала роман о магах XX века, впоследствии получивший условное название «Маги», а в конце концов - «Понедельник начинается в субботу».
Вообще- то, надо признать, что со «Стажером» этим мы не слишком долго запрягали, но еще быстрее ехали: 1 -2 мая в Ленинграде «составили более или менее окончательный план „Стажера“ - весьма развернутый и с эмбрионами эпизодов». А уже 23.07 АН пишет: «…„Стажера“ в „Мол. Гв.“ сдал, пока, конечно, никаких известий нет». Роман был написан единым духом и за один присест в мае - июне 1961-го. Это было время, когда нам ничего не стоило писать по десять-двенадцать страниц черновика в день и так - на протяжении месяца, каждодневно, без уик-эндов и перерывов. Хорошее было время!
Впрочем, работа с романом (или повестью? никогда не понимал этих градаций) на самом деле продолжалась еще долго, до самого конца 1961-го. Осенью 61-го произошла смена названия. Насколько я помню, дело было в том, что многочисленные рецензенты (как штатные, так и доброхоты) дружно упрекали нас за то, что роман получился у нас про что угодно, но никак не про мальчика-стажера. Коренное же изменение названия было невозможно по причинам, уже привычным: заявка, редакционный план, издательский план - везде стоит уже черным по белому «Стажер», менять нельзя, ни-ни, ни в коем случае, и думать не могите!… «Букву, однако же, одну только букву изменить можно?» «Н-ну… разве что одну… пожалуй…» В результате появились «СтажерЫ» - роман (или, все-таки, повесть?) о Стажерах Будущего - Быкове, Жилине, Юрковском и иже с ними.
ПРОЛОГ
Подкатил громадный красно-белый автобус. Отлетающих пригласили садиться.
-Что ж, ступайте, - сказал Дауге.
Быков проворчал:
-Успеем. Пока они все усядутся…
Он исподлобья смотрел, как пассажиры один за другим неторопливо поднимаются в автобус. Пассажиров было человек сто.
-Это минут на пятнадцать, не меньше, - солидно заметил Гриша.
Быков строго посмотрел на него.
-Застегни рубашку, - сказал он.
-Пап, жарко, - сказал Гриша.
-Застегни рубашку, - повторил Быков. - Не ходи расхлюстанный.
-Не бери пример с меня, - сказал Юрковский. - Мне можно, а тебе еще нельзя.
Дауге взглянул на него и отвел глаза. Не хотелось смотреть на Юрковского - на его уверенное рыхловатое лицо с брюзгливо отвисшей нижней губой, на тяжелый портфель с монограммой, на роскошный костюм из редкостного стереосинтетика.
Лучше уж было глядеть в высокое прозрачное небо, чистое, синее, без единого облачка, даже птиц - над аэродромом их разгоняли ультразвуковыми сиренами.
Быков- младший под внимательным взглядом Быкова-старшего застегивал воротник. Юрковский томно сказал:
-В стратоплане спрошу бутылочку ессентуков и выкушаю…
Быков- старший с подозрением спросил:
-Печенка?
-Почему обязательно печенка? - сказал Юрковский. - Мне просто жарко. И пора бы тебе знать, что ессентуки от приступов не помогает.
-Ты по крайней мере взял свои пилюли? - спросил Быков.
-Что ты к нему пристал? - сказал Дауге.
Все посмотрели на него. Дауге опустил глаза и сказал сквозь зубы:
-Так ты не забудь, Владимир. Пакет Арнаутову нужно передать сразу же, как только вы прибудете на Сырт.
-Если Арнаутов на Марсе, - сказал Юрковский.
-Да, конечно. Я только прошу тебя не забыть.
-Я ему напомню, - пообещал Быков.
Они замолчали. Очередь у автобуса уменьшилась.
-Знаете что, идите вы, пожалуйста, - сказал Дауге.
-Да, пора идти, - вздохнул Быков. Он подошел к Дауге и обнял его. - Не печалься, Иоганныч, - сказал он тихо. - До свидания. Не печалься.
Он крепко сжал Дауге длинными костистыми руками. Дауге слабо оттолкнул его.
-Спокойной плазмы, - проговорил он.
Он пожал руку Юрковскому. Юрковский часто заморгал, он хотел что-то сказать, но только облизнул губы. Он нагнулся, поднял с травы свой великолепный портфель, повертел его в руках и снова положил на траву. Дауге не глядел на него. Юрковский снова поднял портфель.
-Ах, да не кисни ты, Григорий, - страдающим голосом сказал он.
-Постараюсь, - сухо ответил Дауге.
В стороне Быков негромко наставлял сына.
-Пока я в рейсе, будь поближе к маме. Никаких там подводных забав.
-Ладно, пап.
-Никаких рекордов.
-Хорошо, пап. Ты не беспокойся.
-Меньше думай о девицах, больше думай о маме.
-Да ладно, пап.
Дауге сказал тихо:
-Я пойду.
Он повернулся и побрел к зданию аэровокзала. Юрковский смотрел ему вслед. Дауге был маленький, сгорбленный, очень старый.
-До свидания, дядя Володя, - сказал Гриша.
-До свидания, малыш, - сказал Юрковский. Он все смотрел вслед Дауге. - Ты его навещай, что ли… Просто так, зайди, выпей чайку - и все. Он ведь тебя любит, я знаю…
Гриша кивнул. Юрковский подставил ему щеку, похлопал по плечу и вслед за Быковым пошел к автобусу. Он тяжело поднялся по ступенькам, сел в кресло рядом с Быковым и сказал:
-Хорошо было бы, если бы рейс отменили.
Быков с изумлением воззрился на него.
-Какой рейс? Наш?
-Да, наш. Дауге было бы легче. Или чтобы нас всех забраковали медики.
Быков засопел, но промолчал. Когда автобус тронулся, Юрковский сказал:
-Он даже не захотел меня обнять. И правильно сделал. Незачем нам лететь без него.