— Ничего. Ничего! — торопливо заверил его я.
— Тридцать пять, — услышал я.
— Сорок!
— Сорок два!
Я едва дышал. Сердце мое колотилось, тело дрожало от возбуждения, а глаза были прикованы к девушке на освещенном факелами помосте. Ее изумительная красота лишила меня дара речи.
— Сорок четыре!
— Сорок шесть!
Меня била дрожь. На моих глазах мисс Беверли Хендерсон целовала плеть и, повинуясь приказам работорговца, принимала перед толпой мужчин соблазнительные позы. Я это видел.
— Сорок семь!
— Сорок восемь!
— Пятьдесят!
Неожиданно девушка издала испуганный крик. Возглас, надо полагать, вырвался у нее непроизвольно. В следующее мгновение она обхватила голову руками и зарыдала. Отблески факелов придавали ее коже красноватый оттенок.
— Девяносто тарсков! — прозвучало из толпы.
Аукционер, сжимая плеть, отступил от девушки на шаг.
— Девяносто! — проревел он. — Кто даст больше?
— Торги-то развернулись нешуточные, — заметил мой сосед.
— Это точно, — согласился я.
— Девяносто два тарска!
— Девяносто четыре!
— Девяносто четыре тарска, — повторил аукционер, — Кто больше? Если никто не повысит цену, я закрою торг.
— Девяносто восемь! Предлагаю девяносто восемь! — вдруг выкрикнул я и сам поразился звуку собственного голоса.
— Девяносто восемь, — повторил за мной аукционер. — Кто больше? Кто предложит больше?
Последовало молчание.
— Девяносто восемь! Если это последнее предложение, я закрываю торг! Девяносто восемь раз… девяносто восемь два… девяносто восемь три… Продано!
Я стал владельцем мисс Беверли Хендерсон.
10. МЫ ПОКИДАЕМ ТОРГОВЫЙ БАРАК ЛИСАНДЕРА, С ТЕМ ЧТОБЫ МИСС ХЕНДЕРСОН РАЗДЕЛИЛА СО МНОЙ ЖИЛИЩЕ
Мисс Хендерсон столкнули с помоста, и я, двигаясь как в тумане, направился к его подножию.
— Джейсон? — воскликнула она. — Это ты, Джейсон?
На ее левую лодыжку уже успели надеть браслет от кандалов.
Я вручил сторожу клетки свидетельство о покупке и заплатил девяносто восемь медяков. Тем временем служители сняли с шеи Беверли бирку с номером, освободили ее лодыжку от цепи и вытолкнули мою покупку мне навстречу.
— Неужели это и вправду ты? — воскликнула она, устремляясь ко мне.
— Эй, рабыня! — окликнул ее один из служителей. — Ты что, не знаешь, как следует приветствовать господина?
Беверли поспешно опустилась на колени.
Я поднял ее на ноги и сжал в объятиях.
— Это ты, Джейсон? — шептала она. — Это правда ты?
— Да, это я.
Беверли заплакала. Я сжал ее еще крепче, отчего девушка задрожала и разразилась рыданиями.
Моя туника мигом намокла от слез.
— Джейсон… — повторяла она, всхлипывая и сотрясаясь от плача. — Джейсон!.. Я так счастлива! Так счастлива!
Я по-прежнему прижимал ее к себе.
— Ты ведь купил меня, Джейсон, да? Выходит, ты стал моим господином, а я теперь — твоя рабыня?
— О чем ты говоришь? — спросил я.
Чуть подавшись назад в моих объятиях, мисс Хендерсон подняла голову. В глазах ее стояли слезы, губы дрожали. Похоже, она не верила собственному счастью.
— Я вспоминаю девушку, что была выставлена у лавки Филебаса в Аре. Ту, со стянутыми веревкой запястьями, привязанную к стенному кольцу. Теперь и ты, если пожелаешь, сможешь обращаться со мной подобным образом. Заставлять меня исполнять все твои прихоти, ничуть не считаясь с моими собственными желаниями!
Я посмотрел на нее озадаченно.
Беверли снова уткнулась головой мне в грудь, прижав щеку к моему плечу.
— Теперь ты сможешь получить от меня то, чего всегда хотел, но не мог добиться раньше. Сможешь обращаться со мной, как тебе заблагорассудится, а мне останется лишь покорно повиноваться…
Она подняла глаза, полные слез.
— Ну что ж, не щади меня. Не проявляй ко мне ни малейшего снисхождения! Владей своей рабыней!
— Ключ! — воскликнул я, — Ключ!
— Что угодно моему господину? — не поняла Беверли.
— Ключ!
Один из служителей вручил мне ключ от ошейника.
Плотно облегавший ее стройную шею стальной ошейник выглядел невероятно возбуждающе. Сама она не могла его снять. Мгновенно вспотев, я едва сумел взять себя в руки и торопливо вставил крохотный ключик в скважину.
— Что господин хочет сделать? — испуганно спросила Беверли.
— Не называй меня господином! — выкрикнул я задыхающимся голосом. Несколько человек обернулись. Отомкнув запор, я снял маленький, но тяжелый замок с восемью язычками. Как известно, каждый язычок символизирует одну букву из слова «кейджера», слова, которое на Горе означает «рабыня».
— Какой ошейник ты приготовил для меня, господин? — спросила она.
— Нет у меня для тебя никакого ошейника. И не называй меня господином.
— Слушаюсь, господин, — промолвила Беверли. — То есть я хотела сказать: «Да, Джейсон».
Я поднес руки к ее ошейнику, чтобы сорвать его, но Беверли удержала меня.
— Господин… то есть Джейсон, что ты делаешь?
— Ты ведь женщина с Земли и должна сама понимать, что к чему.
— Но я не понимаю…
— Что тут непонятного? Ты не должна называть меня господином и говорить о повиновении.
— Но как же иначе? Я рабыня и принадлежу тебе.
— Никакая ты не рабыня!
— На мне рабское клеймо.
— Пустяки, — заявил я.
— Ничего себе! У девушки клеймо на бедре, а он называет это пустяками!
— Стоит ли придавать клейму такое серьезное значение? Ты ведь не виновата в том, что тебя заклеймили.