Можно порезаться даже при малейшем прикосновении к нему. Но им можно перерубить толстый стальной стержень без всякого вреда для него самого.
Глэй осторожно взял нож и с опаской провел взглядом вдоль невидимой кромки.
– Мне как‑то даже страшно смотреть на него.
– Да, этот нож почти что волшебный. Второй нож, поскольку Ширы нет в живых, я оставлю у себя.
– У нас нет полной уверенности в том, что Шира умер, – отозвалась Марча из дальнего конца комнаты.
Оба брата оставили это заявление матери без ответа. Глэй положил свой нож на каменную доску.
– Нам не мешало бы разобраться в отношении острова Эмбл, – произнес, усевшись поудобнее, Глиннес.
Глэй прислонился к стене и исподлобья взглянул на Глиннеса.
– Тут уж ничего не добавить, ни убавить – я продал остров Льготу Касагэйву.
– Эта сделка не только неразумна, она незаконна. Я намерен аннулировать договор о продаже.
– В самом деле? И каким же образом ты этого добьешься?
– Мы вернем деньги и велим Касагэйву убраться. Все крайне просто.
– Если ты располагаешь двенадцатью тысячами озолов.
– Я – нет, но вот ты располагаешь. Глэй медленно покачал головой.
– Их больше нет у меня.
– Тогда где же деньги?
– Я отдал их.
– Кому?
– Некоему Джуниусу Фарфану. Я отдал их, он взял. Я не могу забрать их у него назад.
– По‑моему, нам следовало бы встретиться с Джуниусом Фарфаном – и сделать это немедленно. Глэй снова покачал головой.
– Пожалуйста, не ворчи на меня за судьбу этих денег. Твоя доля остается у тебя – ты теперь сквайр Рабендари. А остров Эмбл позволь мне считать своей долей.
– Ни о каких долях даже и речи быть не может. Так же, как и о том, что кому принадлежит, – возразил Глиннес. – Рабендари принадлежит нам обоим в равной степени. Это наша родина.
– Если следовать формальной букве закона, то это действительно так, – сказал Глэй. – Но я предпочитаю рассматривать данный вопрос иначе. Как я уже тебе говорил, все сейчас меняется самым коренным образом.
Глиннес откинулся к спинке стула, не в силах выразить словами охватившее его негодование.
– Давай оставим все так, как есть, – устало произнес Глэй. – Я взял себе Эмбл, ты – Рабендари. Разве это, в конце концов, не справедливо? Я уезжаю отсюда и оставляю тебя полновластным хозяином Рабендари.
Глиннес попытался было громко воспротестовать, но слова застряли у него в горле.
– Выбор за тобой, – единственное, что ему удалось вымолвить. – Надеюсь, ты еще передумаешь.
Глэй в ответ только загадочно улыбнулся, что было истолковано Глиннесом, как желание вообще уклониться от ответа.
– Есть у меня еще один вопрос, – сказал Глиннес. – Относительно расположившихся на нашей земле треван.
– Это Дроссеты, люди, с которыми я странствовал по Тралльону. Ты возражаешь против их присутствия?
– Это твои друзья. Если ты сам так решительно настроен переселиться в другое место, то почему бы тебе не взять с собой и своих друзей?
– Я еще не знаю, куда я отправлюсь, – ответил Глэй. – Если ты хочешь, чтобы они ушли, то возьми и скажи им об этом. Ведь ты – сквайр Рабендари, а не я.
Марча снова вмешалась в разговор братьев.
– Никакой он еще не сквайр, пока окончательно не выяснится до конца судьба Ширы!
– Ширы нет в живых, – сказал Глэй.
– Все равно Глиннес не имеет права, вернувшись домой, сразу же создавать воображаемые трудности.
Готова поклясться, он такой же упрямый, как Шира, и такой же черствый, как его отец.
– Разве я создал трудности? – возмутился Глиннес. – Это вы сами натворили здесь черт знает что, а мне теперь надо раздобыть где‑то двенадцать тысяч озолов, чтобы спасти Эмбл, затем прогнать отсюда эту шайку треван, пока они не созвали сюда все свое племя. Хорошо, что я еще вовремя вернулся домой, пока у нас есть все‑таки свой дом.
Глэй с каменным выражением лица налил себе кружку яблочного вина, всем своим видом показывая, что все это ему до чертиков успело наскучить… С поля за домом донесся стонущий, скрипучий звук, затем чудовищный грохот. Глиннес тотчас же вышел на заднее крыльцо глянуть, что же произошло, затем вернулся и бросил Глэю прямо в лицо:
– Твои друзья только что срубили одно из самых старых наших ореховых деревьев.
– Одно из твоих деревьев, – слегка улыбнувшись, уточнил Глэй.
– Не угодно ли тебе сказать им, чтобы оставили нас в покое?
– Они не обратят на меня никакого внимания. Я задолжал им множество различных любезностей, оказанных ими.
– У них есть имена?
– Глава – Ванг Дроссет. Его спутница – Тинго. Сыновей зовут Эшмор и Харвинг. Дочь – Дьюссана. Старуха – Иммифальда.
Глиннес извлек из багажа оставленный ему за добросовестную службу пистолет и сунул в карман. Глэй наблюдал за этим, скривив губы в язвительной усмешке, затем шепнул что‑то Марче.
Глиннес быстрым шагом пересек луг. Приятный, не слепящий свет послеполуденного солнца, казалось, прояснял цветовую гамму ближнего плана и создавал впечатление, будто дали сами по себе издают мерцающий блеск. Множество самых различных чувств переполняло сердце Глиннеса: печаль, тоска по добрым старым временам, гнев на Глэя, который ему никак не удавалось смягчить.
Он подошел к стоянке треван. Шесть пар глаз настороженно следили за каждым его шагом, пытаясь еще по внешнему виду и манере держаться выяснить, что он из себя представляет. Особой опрятностью стоянка не отличалась, хотя, с другой стороны, была не такой уж и грязной – Глиннесу доводилось видеть стоянки в куда более худшем состоянии. Разведены были сразу два костра. У одного из них мальчик время от времени поворачивал шампур с нанизанными на него от одного конца до другого пухлыми лесными курочками, по сути еще цыплятами. Из котла над другим костром исходил острый запах полевых трав – Дроссеты варили специфическое треванское пиво, от частого употребления которого их глазные яблоки приобретали поразительно желто‑золотистый оттенок. У женщины, помешивающей пиво, было сосредоточенное, с острыми чертами лицо. Волосы ее были выкрашены в ярко‑красный цвет и свешивались с затылка двумя косами. Глиннес предпочел держаться от нее подальше, сторонясь зловония.
Навстречу ему, оставив в покое сваленное дерево, с ветвей которого он собирал орехи, вышел мужчина. За ним, стараясь не отставать от него, показались двое здоровенных парней. У всех троих черные брюки были засунуты в черные сапоги с голенищами «гармошкой», свободные рубахи из светло‑коричневого шелка, цветные платки на шее – типичный наряд треван. На голове у Ванга Дроссета была плоская черная шляпа, из‑под которой непослушно выбивались роскошные каштановые волосы. Кожа у него была необычного бисквитно‑коричне‑вого цвета, глаза, как бы подсвеченые изнутри, источали желтоватый блеск. Всем своим видом он производил очень внушительное впечатление. «С таким человеком шутки плохи», – подумалось Глиннесу.
– Это вы – Ванг Дроссет? А я – Глиннес Халден, сквайр острова Рабендари. Настоятельно рекомендую покинуть эту стоянку.
Ванг Дроссет подал знак сыновьям, и они принесли пару плетеных стульев.
– Садитесь и подкрепитесь слегка чаем, – предложил Ванг Дроссет.