Рики много лет работал на кухне в «Корпусе мира» – нужда заставила, – прежде чем поступил в Колледж имени Кэттона в Пенсильвании, а затем получил свой приход. Он привносил в свои проповеди некую строгость и интеллектуальность, что Лорену вообще‑то не слишком нравилось. Предыдущий пастор, старый датчанин Баумгартен, тоже прибыл из Пенсильвании. Однако во время проповеди он все время подскакивал, размахивал руками, обливаясь потом, и задолго до Рики начал упоминать ад.
Не то чтобы Лорену нравились эти размышления. Но с тех пор, как преподобный Самуэль Кэттон принял участие в путешествии по аду и многим другим уголкам Вселенной, куда его пригласил Мастер в сером, существование Огненной Земли считалось необходимой составной частью веры, и Лорен не раз удивлялся, почему Рики никогда не упоминал о ней.
– Гордыня Люцифера – это одно, – продолжал пастор, – понятно, что это такое, и можно сколько угодно ее осуждать. Но при всем своем желании никто из нас не мог бы восстать против сил небесных. Совсем другое – грех, что существует среди нас. Это та самая доморощенная гордыня, над которой я предлагаю вам задуматься сегодня утром.
Лорен в нетерпении стал покусывать нижнюю губу, гадая, чем там сейчас занимается Киприано.
– Трудно осознать, что гордыня – это грех, поскольку она является извращенным понятием хорошего, – не умолкал пастор, произнося слово «извращенным» с глубоким раскатистым "р", – гордыня также привлекательна, как грех, – «привлекательна» тоже говорилось с особым упором на "р", – ваша душа от природы нуждается в гордости – гордости за себя, свою семью, свое общество и свою страну. Но гордость как грех, или гордыня, – это гордость вне своих естественных пределов. Гордыня – это гордость, доведенная до такой степени, что она отворачивается от Бога.
Лорен поднял взгляд. Глаза Рики еле заметно блеснули. Может, в этом человеке наконец зажегся огонь?
– Вы ощущаете настоящую гордость за себя, свое общество... это происходит потому, что вы во всем узнаете Бога, – Рики взмахнул рукой, – гордитесь совершенством всего, что создано руцей Божьей. То, чем вы гордитесь, – это отражение самого Господа. Гордость становится частью веры.
Но когда вы перестаете узнавать Бога в вас самих, в вашей стране... гордость становится грехом и вы во всем начинаете видеть отражение себя! Гордость не является уже частью веры, а превращается в гордыню, эгоизм.
Эта последняя мысль буквально пронзила Лорена, оставляя удивительно светлое ощущение. Он никогда раньше не рассматривал сию субстанцию с этой точки зрения. А пастор Баумгартен никогда не обсуждал грехи в своих проповедях. В основном он руководствовался описанием Смертных Грехов в «Дополнительных Откровениях» Самуэля Кэттона, гордившегося своим ожерельем из золота и слоновой кости, инкрустированной бриллиантами, и в бешенстве пускавшего в ход свой топор, не разбирая ни друзей, ни врагов.
Пожалуй, этот анализ говорил в пользу пастора. – И когда вы воспринимаете все вещи как отражение самих себя, вы перестаете понимать, что каждая вещь по‑своему и в одной ей свойственной форме отражает Господа. Вы начинаете думать, что можете играть с ними и манипулировать по своему усмотрению. Вы начинаете думать, что ваши соседи – люди, которых вы вправе спасать или осуждать, вместо того чтобы оставить это на суд Господень. Вы начинаете думать, что наше сообщество – это нечто, что можно организовать по своему усмотрению, а ваша страна существует лишь для того, чтобы утвердить вашу волю по всему миру.
Вот каким образом гордыня подтачивает нашу повседневную жизнь. Вы хотите что‑либо изменить, но не во благо этого субъекта, впрочем, вы убеждаете людей в противном, чтобы удовлетворить свою гордыню.
Например, вы влезаете в долги, чтобы купить машину лучше, чем у вашего соседа. Эта машина – дань вашей гордыне, ее украшение. Вы порываете со своей девушкой, но не потому, что она дурной человек, а потому, что недостаточно привлекательна или недостаточно модна, то есть не является вполне достойным вас украшением. Вы отвергаете предложение руки и сердца, оправдываясь, что жених недостаточно богат для вашей дочери, или недостаточно хорош, или еще чем‑нибудь не угодил, но не ей, а вам, ибо он не кажется вам достойным вас украшением. Общество превращается в нечто такое, что вы желаете переделать под себя, для своего удобства; и вот вы вступаете в общественные организации, комитеты, и все это лишь потому, что образ жизни ваших соседей не слишком хорош для вас, вы намерены изменить и улучшить его.
В душе Лорена понемногу росло и ширилось возмущение. Он повернулся к Дэбре и прошептал:
– Он что, имеет в виду, что мне должно наплевать на соседей и семью?
– Тихо.
– Надо заботиться о ближнем – в этом и заключается вера апостолов. В конце концов, это моя работа – не забывать о своих соседях. Мне платят за это, – запальчиво продолжал Лорен.
Дэбра не скрывала своего раздражения.
– Просто при этом самому нужно быть поскромнее, вот что он имеет в виду.
– Попробуй‑ка одной скромностью отправить Джорджа Джилено в нокдаун.
– Все уже смотрят на нас.
– Сомневаюсь, что этот мальчик из колледжа что‑нибудь знает о реальном мире.
– Ответ – в самом Господе, – уверенно гремел голос «мальчика из колледжа», – мы должны доверять мудрости и милосердию Господа! Мы погрязли в своих грехах и должны молить Бога о понимании и прощении грехов наших.
– Какой болван, – недовольно буркнул Лорен.
Дэбра сильно ущипнула его за руку. До окончания церковной службы он думал только об ограблении.
* * *
Когда они всей семьей вышли из церкви, Робертса и его единоверцев уже не было, ящик они тоже прихватили с собой. Теперь, окружив пожилого мужчину во фланелевой рубашке, там стояли несколько молодых апачей. Старик указывал палочкой на различные части площади.
Лорен не первый раз наблюдал такую картину. Надо будет когда‑нибудь поинтересоваться, что все это значит.
Киприано стоял у своей патрульной машины на стоянке напротив церкви. Лорен, заметив своего заместителя, словно переключил мозг на другую передачу. Он рванул вниз по ступенькам к машине Киприано, сгорая от любопытства и нетерпения.
– Ну что?
Киприано широко улыбнулся, обнажив большие желтые зубы.
– Я нашел их, шеф. Они в Эль‑Пинто.
– В Эль‑Пинто? – Лорен на секунду задумался. – Почему в Эль‑Пинто? В этом чертовом городе призраков? Вот уж куда бы я точно не поехал тратить левые доходы.
– Они в одной из этих хибар Хоакина Фернандеса. Рядом с маленьким прудиком с форелью.
– Да? А я‑то думал, что он уже давно не сдает свои хибары.
– Видимо, еще сдает, если есть клиенты.
Лорен оглянулся на свою семью, терпеливо поджидающую его на достаточном расстоянии, чтобы не мешать их разговору.
– Ты не сообщал шерифу? – спросил он. – Нам понадобится его помощь.
– Он приедет лично.
Лорен озадаченно поморщил лоб.
– А в чем, собственно, дело?
– Грядут выборы, шеф. А ограбление произошло на его территории, во всяком случае, формально.
– Что ж, пускай.
– Но у нас еще одна проблема – нет ордера на арест. Ведь им нужно предъявить обвинение.
– Подожди секунду, я отпущу семью.
Лорен подошел к Дэбре.