.. все было уничтожено.
Всякий раз при необходимости город Аточа менял свой облик. Только так он и выжил.
Новый город, отстроенный в двадцатые годы, был задуман как чудо, как демонстрация достижений современности. Фасады всех зданий, обращенных к центральной площади, искусным декором напоминали выстроенные в линию вычурные радиаторные решетки модных в то время автомобилей, дополненные луковицами куполов Флэш‑Гордон, обтекаемыми формами Бэл‑Геддес и гондолами неподвижно зависших дирижаблей Раймонда Леови. Даже в готике католической церкви появилось что‑то обтекаемое, а церковь апостолов Элонима и Назарена предстала совсем экстравагантной: ее колокольни напоминали две космические ракеты на старте. Видимо, архитекторы хотели заявить таким способом, что Аточа не боится двадцатого века, Мира Завтрашнего Дня, и смело смотрит в будущее.
Сейчас все это порядком обветшало, полированная сталь покрылась ржавчиной, белый с черным кафель потрескался. Но как же, размышлял Лорен, город выживет в третий раз? Он пережил апачей, каким‑то чудом вынес Анаконду, но Технический Прогресс и двадцать первый век – это совсем другое дело.
Он задыхался от ярости. Сейчас он ни на что не годится и от его присутствия мало проку. Надо пойти домой и выспаться.
Лорен уже направлялся к распростершим крылья грифонам, как вдруг увидел, что к месту парковки около здания подруливает шоколадный «блэйзер». Во рту возник кисловатый привкус. Пожалуй, это то, что надо.
Из джипа вышли молодые люди в свободных серых рубашках и темных галстуках. Оба поражали солнечными очками в золотой оправе. Пока один рассчитывался за парковку, другой ждал, когда Лорен, переходя дорогу, поравняется с ним.
– Прошу прощения, сэр. – Проплешина на макушке его светлых, гладко прилизанных волос создавала эффект ореола. С мощной шеей, довольно мускулистый, ростом на дюйм выше Лорена, то есть не ниже шести футов, мужчина производил впечатление миссионера‑мормона, ставшего профессиональным убийцей.
– Да? – отозвался Лорен.
Тот кинул взгляд на клочок бумаги.
– Не подскажете, где офис сэра Домингоса, заместителя шефа полиции? Хотелось бы сориентироваться.
Лицо Лорена озарилось улыбкой. А что, может получиться довольно забавно.
– Внутри здания, – ответил он, – пройдите дежурную часть. Коридор останется справа, первая дверь налево.
– Спасибо, сэр. – Незнакомец направился вверх по лестнице.
– Сдайте оружие дежурному офицеру, – бросил вслед Лорен.
Мужчина на ступеньке на секунду замешкался, затем двинулся дальше. Его напарник, закончив расчеты, кивнул Лорену и тоже побежал вверх по лестнице.
Лорен обратил внимание на ботинки второго, черные и по‑военному начищенные. Когда тот проходил мимо, в них отразилось небо. Голубое небо, торжественные грифоны и его собственное искаженное лицо.
Чуть подождав, Лорен вернулся в здание. Дежурный, Эл Санчез, разглядывал пару тяжелых автоматических пистолетов с традиционными рукоятками из орехового дерева.
– Симпатичные, – заключил он, – девять миллиметров.
– "Беретты"?
Санчез поднял пистолет и прочитал сквозь темные очки.
– "Танфольо".
Лорен подбросил в ладони один из них, навел на фотографию мэра за спиной дежурного и мысленно спустил курок.
– Неплохо сбалансирован, – он положил оружие на место, – впрочем, не понимаю, почему они не покупают американские.
Санчез усмехнулся.
– Могу поспорить, на них ничего американского.
Лорен на минуту задумался. Китайские шелковые рубашки, итальянская обувь, ремни, оружие, индийское нижнее белье.
– Может, галстуки?
– Пожалуй. Но держу пари, они английские.
– Может, галстуки?
– Пожалуй. Но держу пари, они английские.
Санчез положил пистолеты в ящик. Лорен двинулся по коридору. Оказалось, Киприано неплотно прикрыл дверь.
– Эймес, Айова, сэр. – Лорен узнал голос человека с лысиной на макушке.
– Так вы из Айовы, – раздался голос Киприано, – а ваш напарник – из Северной Каролины. Полагаю, у вас там не слишком много испанцев, не так ли?
– Нет, сэр.
– И давно вы в городе?
– Два дня.
Лорен усмехнулся: Киприано обычно не щеголял своим испанским происхождением, но сейчас говорил нарочито с акцентом.
– Ну что ж, – сказал Киприано, – тогда вы уже знаете, как обращаться с местным испано‑язычным населением, не так ли?
Киприано откашлялся.
– Но две вещи вам необходимо запомнить. Вернее, два предложения. И тогда все будет в порядке.
– Да, сэр.
– Ну‑ка повторяйте за мной: Out of the Tchevy, Pedro.
На секунду от изумления в комнате воцарилась тишина.
– Я сказал, повторите!
– Out of the chevy, Pedro, – нестройным хором отдалось в комнате.
– Не chevy, a Tchevy. Старайтесь произносить правильно.
– Tchevy.
– С самого начала.
– Out of the Tchevy, Pedro.
Киприано муштровал их, как новобранцев морской пехоты.
– Ну, еще раз, как следует.
– OUT OF THE TCHEVY, PEDRO
– Comprende jail, asshole.
– Еще раз, громче!
– COMPRENDE JAIL, ASSHOLE! [3]
Стараясь не слишком смеяться, Лорен вернулся к столу дежурного. Санчез в упор посмотрел на него.
– Не обижайтесь, шеф, – сказал Санчез, – но белые люди такие глупые.
– Зато послушные.
– Еще во время моей службы в военно‑воздушных силах, – вспоминал Санчез, – они утомили меня, целый день слоняясь вокруг базы и стараясь не упустить из виду, как бы я случайно не отдал честь левой рукой.
– Но ты сказал, белые люди глупые?
– К сожалению, Лаборатория высоких технологий предоставила нам этих парней всего на час, – Санчез вдруг ушел в себя. – Ах, сукины дети. Они считают испанцев заторможенными или вроде того, требуют к себе особого отношения. Черт.
Голос Киприано звучал на весь коридор.
– И все мы здесь испанцы, о'кей? Или испанского происхождения. Латинос – с Кубы, из Пуэрто‑Рико или откуда‑нибудь еще, чиканос – из Калифорнии. Однако мы – чистокровные потомки кастильских завоевателей, и не смейте об этом забывать!
Киприано сегодня явно перегибал палку. Лорен надел портупею.
– Я ушел. Поеду отдохну, чтобы вечером быть в форме.
– Имеете полное право, шеф, – осклабился Санчез, – ведь сейчас здесь парни из Лаборатории.
Лорен покинул здание, сел в свою патрульную «фурию» и, оставив Уэст‑плэйс, направился к центру. Он свернул направо, затем налево возле большой церкви Святых Последних Дней, рядом с которой стоял гранитный обелиск в честь восстановления города в 1870 году мормонами под предводительством Браэма Янга. Опасаясь апачей, они основали вдоль Рио‑Секо небольшую фермерскую коммуну. Впоследствии, когда неразрешимые противоречия с федеральным правительством вынудили их перебраться в Мексику, она превратилась в полустанок.