— Я бабе Меде не говорила, — деловито отозвалась Поляна. — Я только бабе Речке сказала, но она же моя родная бабушка!
Алей закатил глаза.
— Тьфу ты, горе луковое… — простонал он.
Поляна, наконец, поняла, что досада Алея — неподдельная и нешуточная. Почувствовав за собой вину, она страшно испугалась, отпустила его и отступила на шаг, сжав руки у груди.
— Алечка, — повторила она беспомощно. — Ты… прости, пожалуйста, я же не знала, что баба Речка расскажет… я не хотела… ой, что же делать теперь…
Алей вздохнул.
— Ладно, ладно, — примирённо сказал он. — Ничего страшного. Ты лучше расскажи, что случилось.
— Случилось, — Поляна снова просияла улыбкой, зажмурилась. — Как ты сказал, Алик. Я… я встретила… я полюбила… Я ему рассказала, я его тоже к тебе приведу!
— Что? — потрясённо выговорил Алей. — Ляна!
— Всё! — по-командирски отчеканила та. — Я придумала!
— Что?!
— Ты, небось, опять одни пельмени ешь? Пойдем, — Поляна решительно развернулась, — пойдем, зайдём в магазин, я свёклу докуплю! Я тебе борщ сварю, хоть поешь нормально. Тебя же ветром сдувает!
На крохотной своей кухне Алей сидел за столом, пригорюнившись, как сестрица Алёнушка. Над столом стояла Поляна и резала овощи в борщ. Так-так-так — дробно стучал по доске нож, ш-шух — летело в кастрюлю мелкое крошево, раз-два — орудовали белые полные руки. «Кухонный ты комбайн, — мысленно обзывался Алей, беззлобно, но тоскливо, — горе луковое, бестолковое! Сообразила мне проблем, будто без того мало было!»
От борща он тоже попытался отказаться, но не преуспел — да, сказать по чести, не очень настаивал. Поляна была не чета Осени, у которой пригорали даже пельмени.
С Поляной они дружили давным-давно. «Ещё в детском саду рядом на горшках сидели», — говорила Весела, хотя этой детали Алей совершенно не помнил. Зато в школе они действительно все классы просидели за одной партой. Даже в журнале их фамилии стояли рядом — Обережь и Облакова. Алей всегда решал контрольные в двух вариантах — для себя и для неё.
Потом, уже когда он поступил в институт, Поляна призналась, что классе в восьмом некоторое время всерьёз размышляла, не влюбиться ли в него, — но решила всё-таки не влюбляться.
«Очень ты был хороший, Алечка, — искренне сказала она, — просто чудесный, но как-то неудобно влюбляться в мальчика, который тебе носом до сиськи не достаёт».
Алей расхохотался до слёз. Он всё-таки вытянулся в длину, хоть и позже, чем остальные; теперь Поляна могла посмотреть на него сверху вниз, только взгромоздившись на каблуки. Но образ Облаковой — разъярённой валькирии, лупящей хулиганов портфелем, запечатлелся в памяти навсегда. «Ты тогда нанесла мне моральную травму!» — сказал он ей сквозь смех. «А иначе они бы тебе физические нанесли! — мгновенно отозвалась Поляна. — Хорошо, что ли?»
…Она покончила с шинкованием капусты, смахнула нарезанное в кастрюлю и села, удовлетворённо вздохнув. Алей поднял глаза.
— Я ему сказала, что ты лайфхакер! — со значением сообщила Поляна.
Алей снова уронил голову на руки.
— Ляна, — обреченно сказал он. — Ты что? Зачем?
— Нет, — жарко выдохнула Поляна, навалившись грудью на стол. — Ему можно верить. Он надёжный!
Алей вздохнул.
— Ладно… Расскажи, как ты с ним познакомилась.
Ляна мечтательно прикрыла глаза.
— Ладно… Расскажи, как ты с ним познакомилась.
Ляна мечтательно прикрыла глаза. На румяных губах её заиграла улыбка.
— Я в центре была, — сказала она, — мылом душистым закупалась и бомбочками для ванн. Пока я в магазине была, дождь пошёл. Такой дождь, прямо ливень! Дождь ещё с утра шёл, везде лужи были, а тут прямо моря стали. Выхожу я из магазина — а передо мной лужища! Никак не обойти. Делать нечего, пошла через лужу. А я на каблуках была. Поскользнулась, упала, мыло уронила, туфлю потеряла… ой.
— И что?
— А он возле машины своей стоял. Красивый такой… только я тогда не заметила, конечно, это я потом заметила, — Поляна засмеялась. — Он подошёл и зонтик надо мной раскрыл. Ой… в общем, он потом меня домой отвёз. А я его чаем напоила. А он… ой, Алечка, я так… я так… я так сильно-сильно его люблю.
Алей улыбался, вплетя пальцы в волосы. Болтовня Ляны, полная охов и вздохов, его забавляла, но думал он о другом, — о том, что цепочка, взламывавшая полянин Предел, начиналась с воды.
— Как его зовут-то?
— Летен. Летен Истин Воронов. Мы женимся, Алечка!
— Что? — тот вытаращил глаза. — Как, уже?!
— Мы женимся! — Поляна перегнулась через стол и чмокнула Алея в лоб. — Он мне предложение сделал. Я счастливей никогда в жизни не была! Я тебе так благодарна, Алечка! И я ему рассказала, что это благодаря тебе я его встретила.
Алей выпутал пальцы из волос и напоказ слегка стукнулся лбом об стол.
— Ляна! — трагически сказал он.
— Да ну, — она засмеялась, потом посерьёзнела: — Алик, я тебя хотела попросить.
— О чём?
— Пожалуйста, взломай для него тоже.
Алей отвёл взгляд, закусил губу. Единожды он уже нарушил слово, данное самому себе, второй раз делать это не хотелось совершенно, — и не только потому, что клятва оборачивалась пустым звуком.
— Ляна, я больше этим не занимаюсь. Я тебе-то взломал… просто потому, что твой Предел такой же милый, как ты сама.
Поляна покраснела и смутилась.
— Ладно тебе, — пробормотала она, рисуя пальцем узоры на скатерти. Встала и начала мешать борщ в кастрюле. — Дай-ка кетчуп.
Алей протянул ей бутылку. Поразмыслил.
— Запредельное, — сказал он, — по природе своей всегда такое же, как сам человек. Но я никогда раньше не видел, чтобы оно было просто любовью. Пусть даже большой, счастливой и до последнего дня жизни.
Поляна поглядела на него через плечо. На щеке её блеснула слеза.
— Это очень хорошо, Алик, — шёпотом сказала она. — Так хорошо… Я бы хотела, чтобы у тебя тоже так было.
Алей улыбнулся.
— Я другой. У меня там что-то другое. Но я ещё не нашёл.
— Ты найди, — Поляна сосредоточенно мешала в кастрюле. — Это очень хорошо… — Она помолчала, а потом встрепенулась, вспомнив: — Алик, я тебя очень прошу, пожалуйста, взломай Лете предел.
— Ляна, я больше этим не занимаюсь.
— Летя… Летен очень богатый. Он заплатит, сколько скажешь.
— Ляна, мне деньги не нужны. У меня хорошая работа. Я просто больше этим не занимаюсь.
— Алик, пожалуйста!
— Ляна, не надо.
Поляна повернулась, схватила его за руки — и внезапно упала на колени, прямо на грязный пол; Алей вскочил в ужасе, ударился локтем о край стола — от боли искры посыпались из глаз. Он чуть не сполз на пол мимо стула. Ошалев, он пытался поднять Поляну, выпутаться из её крепкой хватки, — но ничего не получалось.