Пара парней и одна девушка были готами, гораздо реже встречающимися в Уль-Коме, чем в Бещеле или у себя дома. Они, должно быть, привлекали много внимания. Они мило улыбались нам с Дхаттом из-под подведённых век, покрытых ещё и грязью веков.
— Вот видите, — сказала Нэнси.
Мы стояли поодаль от раскопок. Я смотрел на множество меток в слоистой почве.
— Понимаете, каково здесь?
Под землёй можно было увидеть что угодно.
Она говорила достаточно тихо, чтобы её аспиранты, хоть и слышали, что мы разговариваем, не могли разобрать о чём.
— Мы никогда не находили письменных свидетельств из эпохи, предшествовавшей Кливажу, кроме нескольких поэтических фрагментов, недостаточных, чтобы составить о ней хоть какое-то представление. Слышали ли вы о галлимофрианах? Долгое время, когда материалы эпохи до Кливажа впервые были извлечены на поверхность, после того как ошибка археолога была скрепя сердце исключена, — она рассмеялась, — бытовало народное объяснение того, что обнаруживается. Гипотетическая цивилизация, возникшая до Уль-Комы и Бещеля, представители которой систематически выкапывали все артефакты в регионе, от тысячелетней давности до безделушек своих бабушек, смешивали их все и снова погребали или выбрасывали.
Нэнси заметила, что я на неё смотрю.
— Их не существовало, — успокоила она меня. — С этим теперь согласились. Во всяком случае, большинство из нас. Это не смесь. Это остатки материальной культуры. Только мы до сих пор не очень её понимаем. Нам надо научиться прекратить искать последовательность и придерживаться её, а вместо этого просто смотреть.
Предметы, между которыми должны были пролегать эпохи, принадлежали одному времени. Никакая другая культура в регионе не создала таких скудных, соблазнительно расплывчатых упоминаний о тех, кто жил здесь до Кливажа, этих удивительных людях, ведунах и ведьмах из сказок, чьими чарами были заряжены выброшенные ими вещи, кто использовал астролябии, за которые не было бы стыдно Арзакелу
У некоторых из них перехватило дыхание.
Дхатт вычёркивал их имена, и я следовал его примеру, когда аспиранты один за другим проходили в общую комнату, чтобы поговорить с нами. Всех их опрашивали раньше, но они являлись послушно, как ягнята, и отвечали на вопросы, от которых их, должно быть, тошнило.
— Я обрадовалась, когда поняла, что вы здесь из-за Махалии, — сказала девушка-гот. — Это звучит ужасно. Но я думала, вы нашли Иоланду и что-то произошло.
Её звали Ребеккой Смит-Дэвис, и здесь она была первый год, занималась реконструкцией горшков. Она еле сдерживала слёзы, говоря о своих подругах, погибшей и пропавшей.
— Я думала, вы нашли её, и это было… Знаете, она была…
— Мы даже не уверены, что Родригез пропала, — сказал Дхатт.
— Вы так говорите. Но понимаете… С Махалией и всем прочим. — Она покачала головой. — Обе они занимались чем-то странным.
— Оркини? — спросил я.
— Да. И кое-чем ещё. Но главное — да, Оркини. Но Иоланда больше в это углубилась, чем Махалия. Говорили, что Махалия занималась этим раньше, когда только начинала, но сейчас, по-моему, это её не очень интересовало.
У нескольких аспирантов, в отличие от их учителей, было алиби на ночь смерти Махалии, поскольку они молоды и поздно разошлись с вечеринки. В какой-то неопределимый момент Дхатт начинал считать Иоланду официально пропавшей без вести, и его вопросы становились всё более точными, а записи занимали всё больше времени. Это не принесло нам особой пользы. Никто не был уверен, когда видел её в последний раз, только в том, что её не видно несколько дней.
— У вас есть соображения о том, что могло случиться с Махалией? — спрашивал Дхатт у всех аспирантов.
Отрицание следовало за отрицанием.
— Я в заговорах не участвую, — сказал один парень. — То, что произошло… было невероятно ужасным. Но, знаете, мысль о том, что есть какая-то большая тайна…
Он покачал головой. Вздохнул.
— Махалия была… она ни во что не ставила людей, и то, что с ней случилось, произошло потому, что она пошла не в ту часть Уль-Комы, не с тем человеком.
Дхатт делал записи.
— Нет, — сказала одна девушка. — Никто её не знал. Допустим, думаешь, что знаешь, но потом осознаёшь, что она занимается всевозможными тайнами, о которых ты понятия не имеешь. Я её немного боялась. Она мне нравилась, да, но была вроде как слишком напористой. И умной. Может, она с кем-то встречалась. С каким-то местным психом. Вот что с ней было… Она влезала в странные вещи. Я всегда видела её в библиотеке — нам выдали вроде как читательские билеты для здешней университетской библиотеки, да? — и она всё время делала в своих книгах такие небольшие заметки.
Она сымитировала движения убористого письма и покачала головой, приглашая нас согласиться с тем, как это странно.
— Странные вещи? — уточнил Дхатт.
— Ну, понимаете, всякое слышишь.
— Она кого-то довела, да. — Эта молодая женщина говорила громко и быстро. — Кого-то из психов. Слышали, как она впервые приезжала в города? В Бещель? Она чуть не влезла в драку. Вроде как с учёными и вроде как с политиками. На археологической конференции. Это трудно сделать. Удивительно, что ей вообще разрешили куда-то въехать.
— Оркини.
— Оркини? — переспросил Дхатт.
— Да.
Этот последний говоривший был худым и застенчивым пареньком в грязной футболке, украшенной, по-видимому, каким-то персонажем из телешоу для Детей. Его звали Роберт. Он смотрел на нас с печалью. Отчаянно моргал. По-иллитански говорил неважно.
— Вы не против, если я поговорю с ним по-английски? — спросил я у Дхатта.
— Нет, — сказал он.
Кто-то просунул в дверь голову и уставился на нас.
— Продолжайте, — сказал мне Дхатт. — Я на минутку.
Он вышел, прикрыв за собой дверь.
— Кто это был? — спросил я у парня.
— Доктор Уль-Хуан, — сказал тот. Ещё один уль-комский учёный на раскопках. — Вы найдёте того, кто это сделал?
Я бы ответил набором обычных бессмысленных прописных истин, но для этого он выглядел слишком страдающим. Он посмотрел на меня и прикусил губу.
— Пожалуйста, — сказал он.
— Что вы имели в виду, говоря об Оркини? — спросил я в конце концов.
— Я имею в виду… — Он покачал головой. — Не знаю. Просто всё думаю об этом, понимаете? И из-за этого нервничаю. Знаю, это глупо, но Махалия раньше занималась этим вплотную, а Иоланда всё больше и больше в это погружалась, мы из-за этого дразнили её, выводили из себя, понимаете? А потом обе исчезают…
Он опустил глаза и прикрыл их рукой, как будто у него не было сил моргать.
— Это я сообщил об Иоланде, — сказал он.