Это логично. Это ощутимо доказывало, что совпадения случаются, даже самые странные… Но тревога не отпустила ее, и, даже засыпая на руке Данилы, она думала об этом, и перед глазами стояли две первые парты в ряду у окна, за которыми сидели четверо недавно, один за одним, умерших одноклассников…
Миша был рад ей услужить и пообещал даже внести в когда-то составленный список исправления и уточнения: для Леры он-де постарается и прозвонит всех, кого только найдет!
Пока же Лера решила, не теряя времени, навестить родителей Славы Зюбрина. Она хотела убедиться, что ее тревога не имеет оснований и все это действительно хоть и редкое, но совпадение!
…Разговор был тяжелым. Его мать плакала, обнимая Леру, словно та своей причастностью к школьному детству сына могла вернуть ей Славика….
– Вы сказали, что он умер от инфаркта, – осторожно проговорила Лера, боясь ранить пожилую женщину лишними расспросами. – А как же это случилось? У него было больное сердце?
– Никогда, никогда он не жаловался! Но врачи сказали: так бывает… Сердце вдруг взяло и отказало…
– Он умер в больнице? Дома?
– Дома… Жена его нашла. Уже поздно было врачей звать…
– Вы меня простите, пожалуйста… Но я хотела бы уточнить: никаких следов насильственной смерти аутопсия не выявила?
– Насильственной смерти?! Бог с вами, деточка, нет! Что за вопрос странный? Инфаркт у Славика приключился…
– И когда это случилось?
– Два месяца тому назад…
«Инфаркт, – думала Лера, выходя из квартиры родителей Славы. – И никаких признаков насильственной смерти! И Карен сказал: у Костика инфаркт. Значит, все остальное – мои домыслы!»
И все же она решила навестить супругу спившегося Толи Трубачева. Ну, чтобы уж совсем не сомневаться…
Его, как и Славу, Лера помнила несколько смутно. Они входили в Компашку, но так как-то, на орбите. Примкнули, что называется. Пригрелись под лучами Юркиной популярности, а тот их не гнал, они играли роль свиты при нем. Лера помнила, что они пытались подражать Юре, но их шутки были лишены блеска, их высказывания – мысли, их поведение – артистизма и провокации.
Тем не менее их объединяло привилегированное социальное положение. Точнее, их родителей, разумеется. Посему Лера удивилась бедной квартире и запущенной женщине, вдове Андрея.
Впрочем, очень скоро она поняла, что Толя все пропил . Свое привилегированное положение, свои скромные таланты и родительские деньги.
Наташа – так звали его вдову – приняла Леру с каким-то странным сочетанием симпатии и в то же время раздражения. Словно, с одной стороны, ей хотелось поговорить с ней о своей жизни, а с другой – словно Лера, будучи знакома с ее мужем еще в школе, оказалась ответственна за его тягу к алкоголю.
Впрочем, Лера такую черту уже наблюдала в своих русских приятельницах в Америке. Когда у них что-то не ладится, а при этом у Леры все в порядке, их тон приобретает странный оттенок обвинительности. Словно она то ли должна им что-то, то ли виновата перед ними тем, что у нее дела лучше…
Но как же им не быть лучше, если она вышла замуж по любви (а не ради переезда в Америку)? И если у нее эта любовь длилась долгие годы и муж всегда отвечал ей взаимностью? И если дела мужа шли в гору, потому что к его собственным амбициям существенно добавлялось желание добиться успехов для нее, для Леры, для любимой жены? Это ведь какой мощный стимул для мужчины – любимая жена!
И разве Лера виновата в том, что они сделали неверный выбор? Что они за «грин кард» вышли замуж… А теперь у них все плохо?
Теперь же вроде бы и ситуация была иной, но Лера ясно ощутила в словах Толиной вдовы похожий упрек: вам-де хорошо, а мне плохо!
– Вы не знаете, что такое жить с алкоголиком! Вы не знаете, что такое подтирать его рвотные лужи!
Лере хотелось ответить: «И знать не хочу! Это ты, милая, вышла замуж за алкоголика, чего бы я никогда не сделала! На что польстилась? На положение его родителей? Ну, так что ж теперь жаловаться, это твой выбор, голубушка!»
Но она постеснялась произнести столь резкие слова вслух.
Да и на конфликт не хотелось идти: она еще не все узнала.
Наташа меж тем продолжала ее грузить:
– Все деньги пропивал… С работы уволили… Родители его видеть не хотели, отказали от дома…
Лера наконец вставила в поток ее излияний первый из тех вопросов, ради которых пришла сюда:
– А отчего же Толя умер, а, Наташа?
– Спился, сволота! Сердце отказало.
– Отказало? Инфаркт?
– Ну да.
– Диагноз точный?
Наташа удивилась:
– А что, по-вашему, ему водку кто в глотку влил, что ли?
– Я имею в виду, никаких следов насилия?
– Что его кто-то трахнул?!
Лера поморщилась. До чего же сузился русский язык за последнее время! Слово «насилие» понимается исключительно как сексуальное, хотя оно означает всего лишь применение силы… Как и слово «возбуждение», она заметила, – теперь его и произнести нельзя, сразу заподозрят за ним сексуальный смысл… Странно, как меняется язык.
Или менталитет?..
– Нет, конечно. Я имела в виду следы насильственной смерти, извините…
– Да кому он нужен, убивать его? Никчемный как жил, так и помер…
– Инфаркт при вас случился?
– Какое! Я ведь за двоих вкалывала, на полторы ставки работала!
– И кто обнаружил его тело? Где?
– Я же и обнаружила. С работы вернулась – лежит… Уже и «Скорую» поздно было вызывать… А чего это вы расспрашиваете?
Лера смутилась. Рассказать этой простоватой Наташе о своих сомнениях? Не поймет.
– Я просто удивляюсь, что молодой мужчина так скоропостижно умер… – ответила она. – Даже для алкоголика рановато, мне кажется…
Она врать не умела и чувствовала себя очень неловко. Казалось, что каждое ее слово звучит фальшиво. Но Наташа фальши не уловила.
– Это смотря как пить, – усмехнулась она.
– Когда Толя скончался?
– Да вот уже почти месяц, как я дышу, – ответила Наташа. – Он в начале сентября умер. А чего это вы интересуетесь все-таки?
Лера прибегла к уже отработанному приему: сослалась на ностальгию и всякие прочие сантименты, связанные со школьным детством, и поспешила покинуть вдову.
С Данилой она столкнулась у подъезда: он возвращался с работы. Он прижал ее к себе, радуясь встрече, а ей вдруг стало больно отчего-то… Может, потому, что она поймала себя на ощущении, словно возвращается домой ? Но это домой сочеталось только с ним, с Данилой, а никак не с его квартирой… Тесная московская хрущевка – Лера прощала ее лишь потому, что тут жил он, Данька. И то прощала ее незадачливое существование в качестве своего временн
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию