Большой кухонный нож, дюймов в десять длиной, лезвие которого дюймов на пять вошло в деревянную панель стены.
– И это еще не всё, – сказала Кейси Найс.
Она стояла в алькове, который, вероятно, предназначался для кровати. Я подошел и обнаружил, что вся задняя стена оклеена газетами с вырезками статей обо мне. Сверху висела та же самая фотография в натуральную величину, ниже – копия страницы, с которой ее взяли: моя биография из армейского досье с фотографией в правом верхнем углу. Ниже были приклеены другие страницы, расположенные в строгом порядке.
И всё об одном и том же.
О моих неудачах. Главным образом, Котт собрал здесь отчеты, в которых я докладывал о пропущенных уликах, связях и избыточном риске. Тридцать страниц были посвящены Доминик Кол.
Мои провалы.
– Кем она была? – спросила Кейси Найс.
– Она работала на меня, – ответил я. – Я послал ее арестовать одного парня. Ее поймали и пытали, потом убили. Мне следовало бы отправиться туда самому.
– Я сожалею.
– Как и я.
Кейси с минуту смотрела на страницы.
– Ты не мог знать, – сказала она.
– Она была твоей ровесницей, – сказал я.
– Боюсь, это еще не все, – добавила Найс.
С дистанции в тысяча четыреста футов. Немного левее и ниже, но все равно превосходные выстрелы.
Он стал лучше.
Дальше снова шла серия изрешеченных мишеней, за ними следовало несколько превосходных выстрелов – в том числе три с дырой между глаз, чуть левее, чуть правее и четко по центру.
С тысячи четырехсот ярдов.
Более чем с трех четвертей мили.
– Как давно сделана фотография? – спросила Кейси Найс.
– Около двадцати лет назад, – ответил я.
– Значит, твои снимки могли попасть к нему еще до ареста.
Я покачал головой.
– Некоторые из этих неприятных вещей произошли после того, как он сел в тюрьму. Он собрал сведения обо мне после того, как вышел.
– Похоже, он ненавидит тебя по-настоящему.
– Ты думаешь?
– Он в Лондоне.
– Может быть, и нет, – возразил я. – Что ему там делать? Если он испытывает ко мне такую лютую ненависть, зачем терять время за океаном?
– Причин много. Во-первых, деньги, потому что он должен получить огромную сумму. Во-вторых, найти тебя практически невозможно, и Котт может потратить на поиски остаток жизни. Но загадывать так далеко вперед в его планы не входит.
– Может быть. Но сейчас ему не нужно меня искать. Я сам пришел к нему домой. И, с вероятностью три к одному, он здесь.
– Он мог застрелить нас дюжину раз, однако не стал так поступать. Потому что его здесь нет.
– Но был ли он здесь вообще? Где его вещи?
– Мне кажется, у него нет вещей. Возможно, спальный мешок и рюкзак. Монашеское существование, или как там называют людей, которые медитируют. Он упаковал рюкзак и взял его с собой в Париж. А потом – в Лондон.
Ее слова звучали вполне разумно, и я кивнул. Котт ничем не владел в течение пятнадцати лет. Может быть, он успел к этому привыкнуть. Я внимательно посмотрел на фотографию, где пуля попала точно в центр, между глаз, и сказал:
– Пойдем.
Развернуть машину на узкой подъездной дорожке было невозможно, поэтому мы доехали до дома, где сумели провести этот маневр на усыпанном гравием дворике. Мы так никого и не увидели на дорожке, да и двухполосное шоссе оставалось пустым. Мы попросили навигатор доставить нас в аэропорт, и он показал, что нам предстоит преодолеть все те же пятьдесят миль.
– Приношу свои извинения, – сказал я.
– За что? – спросила Кейси Найс.
– Я сделал принципиальную ошибку, когда принял тебя за человека Государственного департамента, которого откомандировали в ЦРУ для того, чтобы набраться опыта. А потому посчитал нашу задачу слишком трудной и опасной для тебя. Но все наоборот, верно? Ты – агент ЦРУ, которого на время одолжили Государственному департаменту, чтобы ты научилась работать с паспортами, визами и прочими документами. Так что ситуация не является для тебя слишком сложной или опасной.
– И что же меня выдало?
– Пара вещей. Сигнал рукой, принятый в пехоте, – ты его знала.
Она кивнула:
– Да, я немало времени провела в Форт-Беннинге.
– И уж очень деловой ты выглядела.
– Разве Шумейкер не говорил тебе, что на самом деле я гораздо круче, чем выгляжу?
– Я подумал, что он пытается обосновать отчаянный риск, которому ты, по моим представлениям, подвергалась.
– Кстати, Государственный департамент занимается не только паспортами и визами. В сферу его деятельности входит множество других вещей. В том числе и надзор за подобными операциями.
– Как? Это операция О’Дея и двух людей из ЦРУ. Твоя и Скаранджелло. Государственный департамент не имеет к ней отношения.
– Я представляю Государственный департамент. Как ты сам сказал – временно. И теоретически.
– А ты держишь в курсе свое временное и теоретическое начальство?
– Не в полной мере.
– Почему?
– Потому что это слишком важное дело для Государственного департамента. Если наш стрелок – британец, русский или израильтянин, тогда, конечно, мы предоставим Государственному департаменту возможность сделать круг почета, но до тех пор, пока у нас не будет полной уверенности, операция будет проходить под грифом строгой секретности.
– Так вот как теперь это называется?
– Совершенно секретно.
– Новость для первой полосы. Насколько это секретно?
– Завтра будет вчерашней новостью. Французы собираются произвести арест. После этого все должно немного успокоиться.
– И кого они намерены арестовать?
– Какого-нибудь козла отпущения. Найдут парня, который согласится в течение трех недель играть роль безумного террориста. В обмен на услуги в другой сфере. Полагаю, сейчас они кого-то готовят к этой роли. А у нас появится время для спокойной работы.
– Речь идет о тысяче четырехстах ярдах, – напомнил я. – Вот что главное. А вовсе не то, кто именно стрелял. Им необходим периметр. По меньшей мере миля.
– Или они могут прятаться где-то на территории объекта. Рано или поздно до этого дойдет. А до тех пор мы предпочитаем действовать на опережение. Нам необходимо посадить Джона Котта в тюрьму. Конечно же, мы не хотим оказаться той страной, которая не сумела добраться до своего снайпера.
– А как дела у остальных?
– У них такие же стартовые позиции. Пока у нас единые правила игры.
Мы доехали до аэропорта, вернули машину и прошли через ворота в проволочной ограде, после чего нас посадили на гольф-мобиль и довезли до самолета. Два часа спустя мы вернулись в «Поуп», где выяснилось, что правила игры перестали быть едиными.
– Из чего следует, что наше задание становится несколько более срочным, – сказал О’Дей.
Он любил дневные совещания. Мы собрались в той же комнате наверху, вокруг составленных вместе четырех столов. О’Дей, Шумейкер и Скаранджелло уже ждали нас. Мы с Кейси Найс приехали прямо из аэропорта, рассказали, что нам удалось обнаружить в Арканзасе, и передали на анализ пыль и песок – уже в пакете, а не в бутылочке.