Однако кое‑кто считает, что Ганновей способствует возникновению забастовок, хотя это никогда не было доказано. Теперь я точно знаю, что Ганновей мог бы предотвратить забастовки, если бы захотел. У него есть такие возможности. А это заставляет предположить, что за ним кто‑то стоит. Время от времени он берет отпуск, и это подозрительно совпадает по времени с некоторыми событиями. например, забастовка в Торонто, где забастовщики применили оружие против полиции.
– СБ обратила на него внимание? – спросила Вивьена.
– Нет, я уверен в этом. Благодарю Бога, что они не могу следить за всеми нами. Ганновей не такая уж выдающаяся фигура. Я только потому заметил его связи с подпольем, что долгие годы наблюдал за ним. Я не собираюсь связываться с ним. До последнего времени я не был ярым антиМаркусистом, хотя никогда не любил СБ. Почему люди, подобные Яманите, не должны напоминать своим соотечественникам, что когда‑то они были гражданами самостоятельного государства? Поэтому я держал свои наблюдения при себе. Подполье никогда не причиняло мне вреда. Теперь это может помочь нам.
– Вы думаете, что Ганновей может… – Коскинен задохнулся в своем возбуждении.
– Мы попытаемся поговорить с ним, – сказал Абрамс. – Я связался с ним по телефону и попросил встречи, чтобы обсудить кое‑какие деловые вопросы. Вы оба поедете с ним. Если он сможет спрятать вас прекрасно. Если нет, то я уверен, что он будет держать рот закрытым.
Тогда мы организуем для вас другое убежище, хотя это не лучший вариант.
– Если он предложит нам убежище, но мы почувствуем, что здесь что‑то не так, мы должны иметь путь к отступлению, – заявил Трембицкий.
– Мы? – спросила Вивьена. – Значит, вы будете с нами?
Абрамс кивнул:
– Что касается меня, то я все еще недурно обращаюсь с пистолетом, – и он похлопал себя по бедру, где под туникой обозначался пистолет. Что касается Ви, то я не беспокоюсь, она может двигаться резко и быстро, как тигрица. А вот Пит мне кажется несколько наивным, хотя возможно пребывание в преступном мире его кое‑чему научило.
– Я знаю, что все члены Экспедиции на Маркс изолированы, и терялся в догадках, почему. Мне очень жаль сына Ната.
– Если ты спрячешь этих молодых людей, то поможешь освободить заключенных, – сказал Трембицкий.
– Если ты спрячешь этих молодых людей, то поможешь освободить заключенных, – сказал Трембицкий. – Нам нужно спрятать их на некоторое время. Может на месяц. Ты знаешь, что в связи с арестом Дэйва все убежища Ната просматриваются агентами. Можешь ты позаботиться об этих молодых людях?
– Где я их спрячу? Здесь? Это смешно. Я, разумеется, сочувствую им, так как они в тяжелом положении. Но почему я должен жертвовать собой, своей семьей, и своим благополучием?
– Разве ты не хотел бы избавиться от Маркуса? – спросил Трембицкий. – У Пита есть кое‑то, что можно использовать в борьбе против него.
Выражение лица Ганновея не изменилось, но он явно взволновался.
– Садитесь и расскажите мне.
– Ты, наверное, не очень веришь мне – сказал Трембицкий. Все‑таки ты и мы с Натом во многом расходимся во взглядах, но ты также знаешь, что мы не провокаторы.
Ганновей покачал головой:
– Да, мы расходимся во взглядах. А кроме того, я действую не один.
Мои союзники не знают вас лично. Их нужно убедить, что риск оправдан.
– Значит окончательное решение примут они?
– Да… Если у вас есть нечто, что поможет сбросить Маркуса и не допустить появления нового шефа СБ… – Ганновей показал кивком на генератор у ног Коскинена. – …то иногда можно рассматривать и на более глобальные действия.
– Возможности прибора очень большие – сказал Трембицкий. – Мы бы не отдали его в ваши руки, если бы не были в безвыходном положении.
Послушай, Карс, только не обижайся, насколько можно верить твоим друзьям?
– Полностью, до тех пор, пока вы хотите того же, что и они.
– Какие же у них цели?
– Почитайте Карнеса и вы все поймете. Мы просто его последователи.
– Так вы утверждаете. Но он же не первый пророк в истории, чье учение извращается его последователями.
– Он еще жив и руководит нами. Профессор в Колумбии. Я часто вижусь с ним. – Он сел, нахмурился и обратился к Коскинену. – Послушай, если это ты, о котором весь этот шум, то тебе принадлежит решающий голос. Что ты думаешь? Ты можешь довериться мне без всякой гарантии, или уйдешь отсюда и забудешь обо мне навсегда? В последнем случае я ничего тебе не скажу, хотя меня самого могут постигнуть крупные неприятности, если тебя схватят и подвергнут психологическому исследованию. Но я надеюсь, что ты доверишься мне.
– Я… – Коскинен облизнул губы. – Я не… я так мало знаю о Земле… я не могу…
Вивьена положила руку ему на колено.
– У него не было времени разобраться в земных делах. Откуда ему знать, кто его друзья?
– Мы не можем долго сидеть и спорить, – сказал Ганновей. – Но, подождите… у меня есть предложение. Почему бы вам не пригласить Карнеса. Он изложит вам свои доктрины, доктрины эгалитарианства. И тогда вы сможете решить, будете ли вы их поддерживать.
– О, мы не хотим, чтобы еще кто‑нибудь узнал, что эти люди с нами, – сказал Трембицкий.
– Это не проблема, – сказал Ганновей. – Он уже много лет с нами. Мы представим вас под вымышленными именами.
– И он явится сюда? – спросил Коскинен.
– Он часто приходит ко мне вечером, чтобы поболтать. Он один на целом свете.
– Значит, нам придется прослушать лекцию по социологии, пробормотал Трембицкий.
– Я думаю, что м‑р Ганновей прав, – сказал Коскинен. – Вам наверно трудно меня понять, но когда мы были на марсе, мы старались выяснить, что необходимо для некого понимания ситуации.