Плавал по морям.
— Зачем? — лицо помощника выражало полное недоумение.
— Ну, перевозили разные грузы.
— Странно. Кому могло прийти в голову таскать грузы морем, среди всех этих нефтяных вышек?
Капитан пожал плечами.
— Вероятно, их тогда было меньше.
— Все равно анахронизм.
— Романтика, — задумчиво сказал капитан. — Тогда люди были другие. Вот послушайте.
Он открыл папку.
"Названный Сергей Малков, списанный мною, капитаном парохода "Жулан", в Кардиффский морской
госпиталь, направляется в пределы Российской империи, удовлетворенный денежным довольствием по
день прибытия, что подтверждается подлинной подписью моей руки и приложением Большой Гербовой
Печати Российского Генерального Консульства в городе Лондоне".
— Н-да, — сказал помощник.
— Это мой прадед, капитан парохода "Жулан", — самодовольно сказал Чигин. — Папка и
хронометр — наши семейные реликвии.
— Плавал по морю! — хмыкнул помощник. — Что ни говорите, анахронизм!
Капитан нахмурился.
— Ничего вы не смыслите, чиф. Это вам не космолетом командовать. Тут кое-что еще
требовалось. Отвага, мастерство. А парусный флот? Какие люди там были?! "Травить правый
бом-брам-брас!" Как это вам нравится?!
— А что это значит?
— Ну, команда такая, — неуверенно сказал капитан.
— Не понимаю я этого, — развел руками помощник, — не понимаю, и все тут! Что за бом-брам?
— Я теперь тоже многого не понимаю. Раньше вот так все знал, — выставил капитан
растопыренную пятерню, — а теперь, извините, не понимаю. В позапрошлом году направили на
двухмесячные курсы изучать эти новые звездолеты. Лекции читал такой, лопоухий. Прослушал я
первую и спрашиваю: "А почему он у вас все-таки летит?" — "Вот же, — говорит,— формула". А и я
говорю: "На формулах, молодой человек, летать не привык. На всем, — говорю, — летал: и на
ионолетах и на аннигиляционных, а вот на формулах не приходилось".
— Так он не летит, — ухмыльнулся помощник, — это пространство свертывается.
Красная шея капитана приобрела малиновый оттенок — признак, предвещавший начало шторма.
— Глупости! — сказал он, вставая с кресла. — Пространство — это миф, пустота, и сложить его
невозможно. Это все равно что сожрать дырку от бублика, а бублик оставить. Нет уж, вы мне
подавайте такой корабль, чтобы и старт и посадки — все было, а от формул увольте, благодарю
покорно!
— Разрешите идти? — благоразумно спросил помощник.
— Идите, а я отдохну немного.
Капитан сполоснул под краном оба чайника, убрал коробочки с чаем и, взглянув на хронометр,
откинул полог койки.
***
Баркентина под всеми парусами шла бакштаг, ловко лавируя среди нефтяных вышек.
Соленые брызги обдавали загорелое лицо капитана Чигина, наблюдавшего в подзорную трубу
приближающийся берег.
Ветер крепчал.
— Убрать фок-марсель и грот-стаксель! — скомандовал капитан.
— Есть убрать фок-марсель и грот-стаксель! — проворные курсанты рассыпались по реям.
— Есть убрать фок-марсель и грот-стаксель! — проворные курсанты рассыпались по реям.
— Прямо к носу — коралловый риф! — крикнул впередсмотрящий. Капитан взглянул вперед. Белые
валы прибоя яростно бились о предательский риф, до которого оставалось не более двух
кабельтовых. Решение нужно было принимать немедленно.
— Свистать всех наверх!
— Есть свистать всех наверх! — козырнул боцман.
— Рубить ванты, рубить топинанты, мачты за борт!
Подвахтенные с топорами кинулись к такелажу.
— Капитан, тонем! — крикнул молодой курсант, указывая на приближающийся вал, покрытый белой
пеной.
— Черт побери, поздно! — капитан окинул последним взглядом баркентину. Отличное судно, но
разве может оно противостоять мощи прибоя?! — Прощайте, братцы! Благодарю за отличную службу!
Удар! Треск ломающейся обшивки, крики тонущих курсантов, рев прибоя.
Огромный вал захлестывает с головой, переворачивает, слепит, душит. Больше нет сил!
Капитан опускается на дно. Но что это? Звуки фанфар, грохот барабанов, дикие крики. К нему
плывет толпа голых зеленых людей.
— Ага, попался индюк! — орет плывущий впереди старик с длинной зеленой бородой.
"Откуда они знают мое прозвище?" — думает Чигин.
— Попался, попался! — орут зеленомордые. — Напиши формулу свернутого пространства и станешь
у нас вождем. Не напишешь — смерть!
— Смерть индюку!
***
— Фу, дьявол! — капитан поднял голову с подушки. — Ведь приснится же такое!
Он перевернулся на спину, пытаясь понять, откуда идет этот шум.
Внезапная догадка заставила его вскочить с койки.
"Курсантский кубрик! Ну ладно, голубчики, сейчас получите космическое крещение!"
Капитан спустился в курсантский отсек и застыл в дверях.
Великий Ти-Ка-Ту, что там творилось! Пиршество было в самом разгаре. Весь запас
продовольствия, выданный сердобольными мамашами бедным деткам на долгий космический рейс,
уничтожался ими с непостижимой скоростью. Завтра эти детки будут лежать на койках, держась за
животики и ни один не выйдет на вахту. А сейчас — горящие, возбужденные лица, рты,
перемазанные вареньем, орущие под аккомпанемент электронной гармошки разухабистую песню, ту
самую идиотскую песню о бравых парнях в космосе, которую так ненавидел капитан Чигин.
Капитанские ноздри подозрительно втянули воздух. Нет, до этого еще, кажется, не дошло, но
все же... Так закончим этот рейс мы,
И в заоблачном порту
Нас погладит по головке
Всемогущий Ти-Ка-Ту.
И в награду за страданья
Даст нам сыр и колбасу,
Сказку нам расскажет няня
С третьим глазом на носу, —
самозабвенно вопил веснушчатый юнец, свесив ноги с койки.
Гнев капитана медленно зрел, как плод под лучами осеннего солнца. Сладок запах женской
кожи,
А под кожею — труха,
Нас они целуют, что же,
Пусть целуют, ха-ха-ха!
Это уже было больше, чем мог выдержать даже командир учебного космолета.
— Отставить!!!
Шум мгновенно стих.
— Братцы, индюк! — произнес чей-то голос сверху.