— Что ж ты, Ванечка, бегаешь от меня весь день, прячешься, а потом аж на поверхность нелюбимую готов лезть. Прям распирает от любопытства… Будешь
признаваться во всем или как?
Федотов хмыкнул, глядя на товарища, а тот на глазах «поплыл» — уставился в пол, скукожился всем телом и что-то забормотал себе под нос. Картина
получилась жалостливая и жалкая, и Константин не выдержал:
— Светик, ну чего ты к человеку пристаешь? Видишь, мы заняты, то бишь, дела у нас. Мы сейчас с Ванечкой прогуляемся немного, а потом он твою
любознательность девичью обязательно удовлетворит.
При этих словах Иван умудрился, наряду с прочими напастями, еще и густо покраснеть.
«Совсем раскис парень» — одновременно подумали Живчик и Света. Однако повели себя совершенно по-разному. Первый вознамерился встряхнуть друга и
увести за собой, а вторая бросилась добивать «раненого»:
— Иван! Ты обещал мне рассказать «страшную тайну»! Сегодня. Мужик ты или нет? Кто слово будет держать?
Последний гвоздь в гроб был вбит, и наступила тяжелая, гнетущая тишина.
Федотов судорожно соображал, как «вывести пацана из-под удара», коварная девушка, изрядно потешавшаяся над происходящим, с трудом сдерживала себя от
смеха, а Мальгин… Мальгин уподобился камышу на ветру, с отсутствующим видом раскачиваясь из стороны в сторону и ни на кого не глядя. Немая сцена
затягивалась.
Первой не выдержала Светлана и рубанула с плеча:
— Я иду с вами.
Споры были недолгими и абсолютно бесполезными. Кроме своей необычной, неподходящей для подземного мира красоты, эта девушка была известна
непоколебимым упорством и крутым нравом. Любой на Ботанической знал: с этой спорить — себе дороже.
На поиски третьего комплекта защитной одежды ушел еще час. Живчик благоразумно увел Светлану с собой («Поможешь мне с радкостюмом»), подальше от
Ивана, в тайной надежде, что последний воспользуется ситуацией и сбежит. Однако по возвращении дозорный был обнаружен на том же месте и в том же
коматозном состоянии.
* * *
Так плохо Ивану было единственный раз. Три года назад.
Он все тогда видел и все понимал, однако отказывался принимать, верить и жить с этим… Его любили на станции — одного из первых рожденных После .
Долгие годы после Катастрофы на Ботанической никто не рождался.
Когда все случилось, по какой-то неизвестной причине еще несколько долгих лет никто на Ботанической не мог завести ребенка. Не получалось. Люди уже
отчаялись было, когда на свет появился пышущий здоровьем Костик, немедленно ставший всеобщим любимцем и этой любовью сильно избалованный. А через
год родился Ваня. Его мама умерла при родах, да и сам он едва не отправился за ней.
Выхаживать слабенького ребеночка опять помогала вся Ботаническая. Сталкеры несколько раз поднимались на иссушенную в ядерном мареве землю, чтобы
найти нужные лекарства. Рискуя жизнью, на Ботанику пробирались самые важные люди нового времени — врачи. Среди них и его будущая крестная,
неонатолог тетя Галя…
Однако родной человек был у Вани всего один. И когда этот человек стремительно, на глазах угас, Иван закрылся — от окружающих, от горького знания,
от неумолимо надвигающегося одиночества. Он не плакал на отпевании, которое проводилось на коммунистической станции в первый и, наверное, последний
раз, держался, когда склонился над дедом и стиснул его холодную — теперь такую чужую, лишенную тепла — руку. Не было слез, когда любимого человека
накрыла простыня и какие-то люди предали тело огню…
Все пришло позже — соленая, терпкая влага, отчаяние, ощущение потери.
Не было слез, когда любимого человека
накрыла простыня и какие-то люди предали тело огню…
Все пришло позже — соленая, терпкая влага, отчаяние, ощущение потери. Пришло и оглушило звенящей пустотой.
Ваня никогда не знал мира До— ему не было дела до того, что было Раньше . Причитания старых людей об ушедшем никогда искренне не трогали мальчика:
нельзя сопереживать тому, чего не понимаешь и даже не представляешь. Но теперь он стал одним из тех, кто навсегда что-то утратил, и вселенная,
обычно такая милосердная к нему, перевернулась.
Три года — огромный срок для Метро. Постепенно пустота исчезла, заполнилась заботами, новыми переживаниями и впечатлениями. А потом пришла Любовь —
первая, настоящая, единственная, и мир снова улыбнулся Ваньке.
Пережить все снова? Утратить ориентиры и цели? Сейчас все вновь рухнет и что ждет его по ту сторону признания? Опять ужасная, выжигающая душу боль?
Туннельная чернота внутри, без места надежде и желаниям? Может, правильнее безответно любить на расстоянии, пусть мучительно и глупо, но зато
ощущать хоть что-то!
Иван не был готов кардинально изменить с таким трудом обретенный баланс в жизни, ту причудливую гармонию с самим собой и миром, что достигалась с
огромным трудом в последние годы. Все, что угодно, лишь бы не услышать в ответ ее нервный, слегка удивленный смех и убийственное «Нет».
«Никакого признания не будет». Решение было категоричным, «железобетонным», совсем не в духе мягкого Ванечки, но оно принесло неожиданное
облегчение. Пелена спала с глаз — он увидел друзей и широко улыбнулся:
— Ребят, извините, задумался, вспомнил кое-чего. Светик, ты меня прости, я подшутил над тобой, нет никакой страшной тайны. Отомстил за тот твой
розыгрыш со «съедобными» камушками, из-за которого чуть без зубов не остался.
* * *
Теперь вроде бы никакого смысла подниматься на поверхность для Ивана не было. Живчик заманивал его наверх под предлогом посещения ювелирного
магазина, «где можно подыскать подарки для Светика, а то, глядишь, и обручалка сыщется».
Идти за кольцом в компании с той, кому оно предназначено, — не слишком хорошая идея. Да и понадобится ли когда-нибудь этот подарок?
И к чему тогда теперь подниматься? Чтобы исследовать этот страшный Живчиков «Саркофаг»? Но, прежде чем Ваня успел сказать «Ну, пойдем тогда в метро,
Свет?», Костя встрял:
— Что за задание, мы с Мальгиным тебе сказать не можем. Опасное и очень секретное. Ты, Свет, не ходила бы, а?
— Еще чего! — сжала кулачки Светка. — Ты издеваешься надо мной, что ли? А зачем костюм мне искал? Я точно иду! Скажи ему, Вань!
И одного ее взгляда хватило, чтобы Ваня сломался, немедленно забыв о своей решимости никуда к чертям не ходить.
— Да… Костян… Мы все вместе пойдем. — Он принял мужественный и решительный вид.
— Ну ладно, ладно, — делано вздохнул Живчик и отвернулся, чтобы спрятать дьявольскую улыбочку.
Конечно, как тут Ваньке отказаться от похода? Как не покрасоваться в глазах несостоявшейся будущей невесты, не поучаствовать с ней в общем
приключении? Или показаться трусом, передумавшим в последний момент?
Все мысли вновь крутились вокруг красавицы Светланы, ведь «казнь» была отсрочена, а то и вовсе отменена. В голове просветлело.
Глядя на девушку, дозорный думал: «Смогу ли когда-нибудь отказаться?» Существовал один-единственный ответ… Ее стройная, миниатюрная фигурка в
безразмерном защитном костюме выглядела так умилительно, что Мальгин не смог сдержать растроганной улыбки, за что тут же был обожжен разъяренным
взглядом — Света, такая очаровательно-дикая в своей ярости, все еще злилась и даже успела немного поколотить «идиотского шутника» своими острыми
кулачками.