- Мистер Фрост? - осведомилась она.
От удивления или, скорее, от облегчения Фрост затряс головой.
- Да, - сказал он. - Войдите.
Женщина переступила порог.
- Надеюсь, - произнесла она, - я не отниму у вас много времени. Меня зовут Энн Харрисон, я адвокат.
- Энн Харрисон, - повторил Фрост. - Рад познакомиться. Это вы...
- Да, это я, - кивнула она. - Я защищала Фрэнклина Чэпмэна.
- Я видел фотографию в газете. Мог бы сразу узнать.
- Мистер Фрост, - взглянула на него женщина. - Буду с вами откровенна. Мне следовало вам позвонить, но я не была уверена, захотите ли вы со мной встретиться. Поэтому решила прийти. Надеюсь, вы меня не выставите.
- Что вы, - опешил Фрост. - Почему? Садитесь, пожалуйста.
Она села в кресло, где только что сидел Фрост.
Красивая, разглядывал ее хозяин, но в ее красоте кроется сила.
Изысканная твердость.
- Мне нужна ваша помощь, - начала Энн.
Фрост подошел к другому креслу, сел, но не торопился с ответом.
- Я не вполне понимаю, о чем речь, - ответил он наконец.
- Мне сказали, что вы человек, с которым можно разговаривать.
- Кто сказал?
- Не важно, - она покачала головой. - Говорят. Вы меня выслушаете?
- Естественно. Как иначе я смогу помочь?
- Да, конечно, - вздохнула она. - Это касается Чэпмэна.
- Вы сделали для него все, что могли, - заметил Фрост. - Ничто не говорило в его пользу.
- В том-то и дело, - кивнула она. - Может быть, кто-то смог бы сделать и больше, но не я. Несправедливо все это.
- Но законно, - пожал плечами Фрост.
- Да, конечно. И я живу законом, точнее - обязана жить. Но юрист должен различать закон и справедливость, это не всегда одно и то же.
Лишать человека права на вторую жизнь нельзя. Да, по независящим от него обстоятельствам, Чэпмэн опоздал и умершая потеряла свой шанс. Но почему он тоже должен быть лишен этого шанса? Это закон джунглей: око за око, зуб за зуб. Но мы же разумны, мы цивилизованы. Разве не существует милосердия?
Разве нет сострадания? Неужели мы вернулись к первобытным нравам?
- Мы живем в промежутке, - потер лоб Фрост. - Мы на полпути между старым образом жизни и ее новыми условиями. Старые правила не применимы, а применять новые - рано. Поэтому потребовалось создать законы переходного периода, и среди них главенствующий - новые поколения обязаны заботиться о поколениях ушедших так, чтобы под угрозой не оказался план оживления. Если эта гарантия будет нарушена хотя бы однажды, мы подорвем доверие к себе.
Поэтому необходим кодекс, предусматривающий самое строгое наказание нарушителям.
- Было бы лучше, - произнесла Харрисон, - если бы Чэпмэна допросили под наркозом. Я предлагала, даже настаивала, но он отказался. Есть люди, которые не могут выставлять свою жизнь на публичное разбирательство - даже себе во вред. В некоторых случаях такая проверка обязательна - при измене, например. А в этом - нет. Лучше бы его проверили...
- Я пока не понимаю главного, - прервал ее Фрост. - Чем я могу помочь вам?
- Если бы я вас убедила, - сказала она, - что помилование возможно, вы могли бы посодействовать мне через Центр.
- Чем я могу помочь вам?
- Если бы я вас убедила, - сказала она, - что помилование возможно, вы могли бы посодействовать мне через Центр. Если бы Нетленный Центр обратился к суду...
- Погодите, - перебил Фрост, - я не собираюсь делать ничего подобного. Я занимаюсь связями с общественностью, а никак не с судом.
- Мистер Фрост, - вздохнула она. - Буду с вами совершенно откровенна.
Я поняла, что вы - единственный человек в Центре, который уделит мне время и выслушает. Я пришла и не собираюсь лукавить. Я борюсь за своего клиента и сделаю все, чтобы помочь ему.
- Он знает, что вы здесь?
- Нет, он не одобрил бы, если бы узнал, - покачала она головой. - Он странноват, мистер Фрост. Он горд, упрям и ничего бы не стал просить. Но я - попрошу, если понадобится.
- Стали бы вы стараться ради любого другого клиента? - хмыкнул Фрост.
- Вряд ли. В чем тут дело?
- Не в том, о чем вы думаете, - выпрямилась она. - Хотя я не в обиде, если вы действительно так подумали. Ему присуще крайне редкое сейчас чувство собственного достоинства, готовность встретить беду и не просить пощады. И это разрывает мне сердце, мистер Фрост. Он попал в капкан - в сети закона, который сочинили лет сто назад в приступе энтузиазма, решив, что ничто не должно омрачить золотой век. Может быть, и неплохой закон, да только устарел. Он служил для устрашения и предназначение свое выполнил. Я проверила - за все это время к смерти приговорено менее двадцати человек.
Значит, свою миссию закон выполнил. Он способствовал устройству того общества, создать которое мы хотели или думали, что хотим. Теперь нет никакого смысла в том чтобы применять наказание в полной мере. Но есть еще причина, почему меня это задело. Я присутствовала, когда его лишали передатчика. Вы когда-нибудь видели...
- Но это выходит далеко за пределы ваших обязанностей, запротестовал Фрост. - Вам не следовало быть там.
- Мистер Фрост, - напряглась она. - Когда я берусь за очередное дело, то принимаю на себя определенные обязательства и защищаю своего клиента до конца. Я не снимаю свое попечение.
- Как в этом случае, - заметил Фрост.
- Да, - кивнула она. - Так вот, я стояла возле него и видела, как приговор приводят в исполнение. Физически - тут ничего страшного. Где-то у сердца - передатчик, его сигнал фиксируется мониторами, а когда биение пульса прекращается, в нужное место немедленно высылают спасателей. И они извлекли передатчик - маленькую металлическую вещицу - и швырнули на металлический поднос с инструментами. Но там лежал не просто кусочек металла, там лежала человеческая жизнь. Теперь его пульс не отмечается на мониторах, и, когда он умрет, не приедет никакая спасательная бригада.
Вокруг рассуждают о тысячах лет жизни, о миллионах - все болтают о вечности. А для моего клиента нет ни тысячи, ни миллиона, ни вечности; ему осталось лет сорок, а то и меньше.
- А как бы поступили вы? - осведомился Фрост. - Вшили бы передатчик обратно, будто ничего не произошло?
- Нет, конечно. Человек совершил преступление и должен ответить. Но правосудие не должно мстить. Почему бы не смягчить приговор до изгнания?
Тяжело и это, но ведь не смерть!
- Не многим лучше смерти, - возразил Фрост. - Клеймятся обе щеки, человека вышвыривают из общества. Общение - запрещено, даже если ему угрожает смерть. Никаких прав, никакой собственности - только одежда, которая была на нем в момент приговора...
- Но это не смерть, - раскраснелась Энн Харрисон.