Да не ссы, сказал, не нужен ты мне.
— Да я чё… Я ничё… А ты… Да ты бы… — слова, похоже, закончились. — Да я ж не знал, что эт ты, думал, кто со стороны!
— С какой стороны-то?
— Да мало ли… А ты — вот так… — в голосе послышалась обида. — Больно, блин! Ты бы у Прапора спросил, разве б он не сказал?
Данил хмыкнул, поглядел на часы. Пора закругляться… Посмотрел на пацана так, что тот даже сквозь стекла противогазные смысл взгляда уловил.
Проникся…
— Понимал бы чего, сопля… Короче, так. Если ты соврал чего или недосказал — твои об этом разговоре узнают, понял? И Прапор — первым. Че тогда будет
тебе, понимаешь?
Парень сглотнул — шантажик удался. Буркнул угрюмо:
— Понимаю…
«Да, дружок, теперь все. Теперь обратного пути нет — или отвечай перед своими, раз накосорезил, или молчи в тряпку и дальше налево сливай. Отвечать
— это надо смелость большую иметь, а смелость-то мы пока в себе и не воспитали, раздолбай мы пока. Так что, понял уже сам, не дурак, что вся жизнь
твоя дальнейшая от тебя теперь не зависит. Ничего, наука будет. Дал разок слабину — и всю жизнь на крючке сиди, крысятничай. Мне-то твоя жизнь без
надобности, а если другой кто зацепит — не слезешь…»
— Вот-вот. Так что если еще что есть сказать — милости просим.
Пацан молчал, сопел только.
— Ну, как знаешь. Лады, пойду я, пожалуй, пять доходит. А ты полежи, поспи. Ты ж у нас спать любишь… — Данил придвинулся к нему поближе, вешая
«винторез» на грудь.
Знакомый, не знакомый — а меры принять надо. А то вот так уходить будешь, а у него героизм проснется. Саданет из пулемета — и клей ласты. Что жил —
все зря…
Пацан слишком поздно понял, к чему это было сказано, про сон. Попытался загородиться — да куда там. Кулак сталкера жестко врезался в скулу, голова
незадачливого охранника мотнулась назад, и он, обмякнув, сполз на пол. Данил выглянул из-за бортиков, огляделся. Тишина. Солнце уже поднялось над
горизонтом, без минуты пять, Сашка вот-вот сигналку подорвет. Не упустить бы момент.
Сталкер перевалил через перильца, сполз, повис на руках, упираясь ногами в распорку между бревнами-основаниями. Только приготовился ждать — БА-БАХ!
— со стороны заправки рвануло. Грохот, вспышка, дым — главный взрывник Убежища свою погонялку всегда оправдывал. Данил разжал руки, слегка толкаясь
от распорки, сгруппировался в полете и мягко приземлился на землю. Ноги спружинили, перекат, нырок за ближайшую оградку. Затаился, осматриваясь, —
тишина. Караульщики на вышках тоже наверняка затихарились, нарушителей в районе заправки высматривают. Ну и ладно, мешать не будем, уйдем тихо, по-
английски, — Данил крутнулся на пузе и пополз через заросли кустарника прочь.
ГЛАВА 4
ДЕТСКИЕ ГОДЫ ЧУДЕСНЫЕ
И настали для деда Михи дни, полные забот. На старости лет завести ребенка — тяжело… Хотя, собственно говоря, почему же на старости? Сорок семь лет
— еще далеко не старик, а так… молодой дедушка. Он и не сомневался, что сможет из ребятенка настоящего мужика вырастить. Сила в руках есть, и до
маразма еще далеко — а больше ничего и не нужно.
Соседи, понятное дело, не оставили. До людей к тому времени уже дошло, что сообща выживать получается успешней, чем поодиночке. Женщины
наведывались, помогали. Нянчили, кормили, пеленали, задницу подтирали. Особенно матушка Галина, отца Кирилла жена, зачастила.
Особенно матушка Галина, отца Кирилла жена, зачастила. Своего-то у них тогда
еще не было, Санька только спустя два года родился, а детей она любила до беспамятства. Вот и помогала, как могла. Ну и, понятное дело, кому же и
крестной становиться, как не ей? Так, в три месяца, у Даньки и появилась хоть и не родная — но все же мама.
Впервые то, что радиация все-таки затронула организм внука, дед Миха понял, когда Даньке исполнился год. Уже, казалось бы, — достаточно большой
ребенок для того, чтобы лысенькая головенка покрылась пусть даже редкими волосиками, однако — нет. Кожа оставалась девственно чиста, ее покрывал
лишь легкий белый пушок, и в душу деда Михи постепенно начал закрадываться страх. Ночами он — не то чтобы атеист, но почти не верящий в Бога —
молился. Пусть — лысый. Разве это так страшно? Вовсе нет — больше на расческах, на стрижках сэкономит, да и голова всегда будет в чистоте. А ну как
дальше пойдет? Вдруг со временем обнаружится, что у ребенка слабоумие? Или рак? Порок сердца, почечная недостаточность — да мало ли чего?! Однако
Данька рос, а дальше лысой головы дело не шло. И дед постепенно начал успокаиваться…
Бутузик рос непоседой. В четыре месяца первый зуб, в год самостоятельно пошел, в полтора осознанно заговорил — в своем развитии он постоянно
опережал сверстников. Дед порой и уследить не успевал. Отвлечется, бывало, на пару минут, перестанет глазом косить, глядишь — внучек за дверь — и
чешет по коридору! Ноги не слушаются, заплетаются, пыхтит, падает… но встает — и дальше чесать. Правда, если вдруг пол в лоб ударяет — тогда,
конечно, в рев. Принесет его дед Миха обратно. Только сопли вытрет, успокоит — а бутуз опять уже куда-то навострился, так на дверь глазенками и
стреляет. Словом, если забыть о недавнем горе, в быту и семейной жизни все постепенно налаживалось.
Больше всего Данька любил вечера. Попозже, как до двух лет подрос, стал дед Миха работе больше времени уделять, на маму Галю внука оставлял — у нее
к тому времени уже свой появился, от общественных работ освободили. Вот и сидела с обоими. То одного понянчит, покормит, то второму сопли вытрет,
колготки поправит (да, тогда еще у Даньки были колготки, это потом уже, когда все колготочное хозяйство пришло в негодность, даже двухлетних пацанят
в перешитые из военной формы пятнистые штанишки и курточки начали одевать). Тяжеловато, да куда ж деваться? Весь день Данька с крестной, а как вечер
— так деда ждет.
Дед приходил поздно, в районе девяти. Время было тревожное, мутное — рыли штрек до нефтебазы, народ нервничал, боялся, что раньше, чем докопаются,
закончится топливо, а вместе с ним — и воздух, поэтому все мужское население было занято на этих работах. Нужно было тянуть свет, да не времянку, а
нормальное постоянное освещение. Вот дед Миха этим и занимался. Он приходил — и матушка Галина усаживала всех за стол. И его, и Даньку, и отца
Кирилла. Стави
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию